— Что же это у вас воевода такой пузатый? Что это он, на поле рожать вышел? А может, вас на сечу и не воевода ведет, а баба?!
Громкий смех раздался над дружиной Юрия Дмитриевича. Побагровел от злобы знатный воевода, и воздух с тонким свистом рассекла первая пущенная стрела. Не долетела она до рати князя Юрия: взрыхлила землю у ног коней, острым наконечником подрезав стебель распускающегося ландыша.
А в ответ раздается:
— Что же вы за бугром-то прячетесь? В поле боитесь выйти, или вам так и помирать кочкарями?
«Кочкари» — слово обидное, оно намертво прилипло к воинам города Галича, которые на поле битвы предпочитали скрываться за кочками. А сечу выигрывали числом, а не смекалкой.
Дюжина стрел полетела в ответ. Да только робкий у них полет, едва смогли перелететь неширокую Клязьму и острым жалом воткнулись в песок. По-прежнему не решаются напасть на братича.
Злоба здесь нужна. Да такая, чтобы не стыдно было и руку поднять на ближнего, кровь единоверца пролить. А для этого необходимо раззадорить себя. Воскресить в памяти старые обиды, напридумывать новые.
Слова летят колючие и похожи на укол копья. Раззадоривают друг друга дружинники, но еще не могут переступить ту черту, за которой начинается кровавая сеча. Куда проще с татарвой: здесь и злобы особой не требуется. Едва увидел бунчуки, а кровь так и бурлит.
Дружина Василия собрана наспех. Высыпали они на поле нестройным порядком, и одеты воины кто во что горазд. Лишь немногие из них в доспехах да шеломах.
Войска Юрия — все, как один, в броне, только некоторые из них, не имея возможности приобрести кольчуги, надевали на голое тело просторные червонные рубахи. Возможно, это преимущество над дружиной великого московского князя и сдерживало воинство Юрия, слишком скорым может быть суд.
Брань на поле становится все более угрожающей, того и гляди, перерастет в кровавую битву. Стрелы летят чаще и дальше. Одна из них перелетела первые ряды и впилась в плечо отрока. Охнул молодой дружинник и здоровой рукой переломил тонкое древко.
Вот что нужно было для смертной сечи — пролитая кровь. Захмелело воинство, словно напилось вдоволь браги, и пошли дружины друг на друга. Перемешались знамена, только лики святых недоуменно глядели друг на друга, словно просили прощения за грехи воинов.
Разве может князь находиться в стороне, когда рубится его дружина?
Боевой топор Юрия Дмитриевича не знал усталости — разил направо и налево, а конь уверенно шел туда, где стоял шатер Василия Васильевича. Смешалось воинство московского князя, поддалось силе, и отступил воевода Юрий Патрикеевич, показав галицкому князю спину.
