Сейчас она занималась второй подмышкой. Он, однако, хотел бы подчеркнуть, что сырое мясо содержит много жидкости, мясо — это и пища, и напиток, и тем двоим в колодце это было, конечно, известно. Ежели, к примеру, проткнуть Улофа, брата Улофа, то из него сразу же выльется масса жидкости, не прогорклого масла или ворвани, как можно было бы ожидать, а настоящей жидкости, похожей на воду.
В общем, под конец дед и лайка вступили в единоборство, речь шла о выносливости, бдительности и терпении, и когда их все-таки нашли кто-то из местных разыскивал своих лошадей и вдруг увидел дыру в земле, — стало совершенно ясно, что один съел другого.
Она не спросила, кто кого съел, он бы ни за что не ответил, если дело обстояло так, что собака съела деда.
Она принесла свою зубную щетку и пасту и почистила Хадару зубы, они действительно непонятным образом прекрасно сохранились, он сидел, широко раскрыв рот, а она, придерживая большим и указательным пальцами его губы, скребла и чистила с такой силой, что у него начали кровоточить десны, и, занимаясь этим, спросила: Интересно, каков на вкус шмелиный мед?
Потом, уже не в силах сделать его чище, она, прежде чем вернуть ему его одежду, наклонилась и обнюхала его — с макушки до подошв — и заключила, что воняет он ничуть не меньше. Вонь шла из пор, изо рта, ноздрей, гноившихся глаз, из ушей и пупка. Она собиралась еще постричь ему ногти и волосы, маленький венчик на макушке, но теперь отказалась от этой мысли. Зато кожа его приобрела почти металлический блеск, матово-желтый с бело-голубым отливом.
— Вообще-то, — сказал он, — вообще-то я мог бы бросить тебя на произвол судьбы.
Позднее, ближе к вечеру, приняв болеутоляющие таблетки, он сказал:
— Когда я стану наследником Улофа, то разберу его дом, а из бревен построю баню, финскую баню с очагом из булыжника. Тебе это наверняка ничего не говорит. Дело в том, что никакое мытье, как бы ты ни тер и ни скоблил себя, не идет в сравнение с потением, вода и щетки затрагивают лишь поверхность, а пот, грязь идет изнутри, и именно то, что выделяется изнутри, загрязняет человека.
Он уже давно об этом думает, о бане, только бы у Улофа хватило ума когда-нибудь умереть. Он ни в коей мере не оспаривает право умирающего бороться за свою жизнь, продлевать свои мучения, но Улоф в данном случае зашел слишком далеко. Ну, а когда наступит этот день, то он, Хадар, засядет в бане, построенной из бревен, оставшихся от дома Улофа, и с потом выгонит всю грязь и все запахи; только это пристало мужчине, естественно для него, мужчина сделан, чтобы потеть; пока мужчина занят тяжелой работой и потеет, ему не надобно мыться; ежели бы собрать его, Хадара, пот в какой-нибудь ложбине, получится приличное озеро, нет, не озеро — болото, топь, бездонная трясина. Поелику мужской пот, следует заметить, не есть что-то водянистое, жидкое, нет, он как кисель из ячменной муки или известковый шлам, насыщенный и крепкий, течет не легко и беззаботно, а пробивается сквозь поры, как бобовый червь через сито.
