Цвет обоев отталкивал. Он казался почти отвратительным — эдакий грязно-желтый и тлеющий огонь, странно поблекший под солнечным светом. В некоторых местах его пробивал огненно-оранжевый оттенок, однако в остальном он смотрелся болезненным и зеленовато-желтым.
Не удивительно, что детям обои не нравились. Я и сама их уже ненавидела, хотя еще и не жила в этой комнате.
Ой, кажется, пришел мой муж. Мне пора заканчивать — ему не нравится все, что бы я ни написала.
* * *
Мы здесь две недели, и мне уже не хочется писать, как в первые дни. Я сижу у окна в этой ужасной детской комнате, и ничто не мешает моей творческой деятельности. Ничто не отнимает силы. Джон отсутствует целыми днями, а иногда и ночами, когда в его врачебной практике возникают серьезные случаи.
Я рада, что мой случай несерьезный. Но эти нервные срывы страшно подавляют меня. Джон даже не представляет, как я страдаю. Он считает, что причин для страданий нет, а значит, не о чем беспокоиться.
Конечно, это что-то нервное. Но как бы меня ни крутило, я должна выполнять свой долг. Под этим я подразумеваю любую помощь Джону. Ведь он должен отдыхать и наслаждаться домашним уютом. Хотя никто не догадывается, каких усилий мне стоит то малое, на что я способна — одеваться, развлекать гостей и выглядеть радушной хозяйкой.
Милая Мэри так добра с ребенком. И какое прелестное дитя! Мне очень жаль, что я не могу быть с ним. Это меня нервирует.
Впрочем, и Джон, как мне кажется, никогда не был таким нервным. Он посмеялся надо мной, когда я рассказала ему про обои. Сначала ему захотелось переклеить их, но потом муж сказал, что они действуют на меня положительно, и что нет ничего плохого в том, если нервнобольная получает возможность вывести из подсознания свои фантазии. Он еще посмеялся, что вслед за обоями пришлось бы менять тяжелый остов кровати, потом решетки на окнах, потом двери на лестницу и так далее.
— Знаешь, этот дом хорошо влияет на тебя, — заметил он. — Но если честно, то мне бы не хотелось устраивать здесь ремонт из-за трех месяцев найма.
— Тогда давай перейдем на первый этаж, — попросила я. — Там такие чудесные комнаты!
Он обнял меня, назвал блаженной маленькой гусыней и пошутил, что может перейти даже в погреб, лишь бы покончить с неуместным торгом.
Кстати, он абсолютно прав относительно кровати, окон и прочего.
Это просторная и удобная комната. Ее выбрал бы каждый, и, конечно, я не так глупа, чтобы из-за собственной прихоти доставлять неудобства мужу. Наша спальная в детской нравилась и мне. Все было бы прекрасно, если бы не желтые обои.
