Апология | страница 44
Что же мне делать на свете,
ромашка-цветик,
жизнь вытягивать в строчку
по лепесточку,
дни, один за другим обрывая,
двинуть к солнцу горячему — в желтую сердцевину.
5 июля 94
УЛИСС
Ключ в скважине
и рябь дождя,
в разглаженном
коллаже дня
исклеванные впечатленья.
За ними плыл?
По щучьему веленью
ты есть и был.
Талата! Грудь волны бела.
Их было много, чтоб запомнил —
земля полоскою легла
за хлопающим пологом огромным,
набухла гласных долгота
колоколов за монотонным морем,
где нас уж нет и улиц тех, куда
стихами впуска безнадежно молим.
авг. 93
x x x
Как павильоны осени печальны,
как мало листьев в небе уцелело,
дома проходят как кортеж прощальный,
лежат мосты в воде оцепенелой —
и мерзнущими узкими плечами
в пустом трамвае пожимает некто,
плывущий с уходящими вещами
на запад по сужению проспекта.
Ему перебирают светофоры
созвездия свои, несут витрины
рубашки, парфюмерные наборы,
и вывески читают магазины,
ему еще стихи читают стыки
железных рельс, трамвайные колеса
вращают опрокинутые лики
фасадов, в лужи погруженных косо.
Ему приносят черные ограды
прозрачных парков воробьев на пиках,
как примеряющие в ателье наряды
деревья руки поднимают пылко,
ему афиши машут на прощанье
залатанным платком в широких буквах
и лицах синих — в каждом обещанье
прекрасных снов и слов и сладких звуков.
Ему несет дневное освещенье
свой легкий мир подробный и знобящий,
сиротским холодком освобожденья
его запоминающий и длящий…
27 авг.93
* НАБЛЮДЕНИЕ ВОДЫ *
I
… и улица у розовых холмов,
впитавших травами цвета заката
и ржавой жестью маленьких домов,
всё слушающих пение наяды
в колодах обомшелых, там вода
прозрачней, чем вода, и ломозуба,
а если тронуть пальцами — звезда
всплывает синей бабочкой из сруба
и вспархивает в небо без труда.
Шуршание песка и пахнет грубо
застывший сгустками на шпалах жир,
на насыпи цветы с цыганских юбок,
и — вязкая, как под ножом инжир —
стоит Ока вполгоризонта, скупо,
вспотевшим зеркалом скорей скрывая мир,
чем отражая. Свет идёт на убыль
в голубизну глубоких звёздных дыр.
II
Построенный столетие тому
и брошенный теперь на разрушенье
вокзал, уже не знаю почему,
похож скорее на изображенье
своё, чем на ненужный нашим дням
приют толпы, сновавшей беспрестанно,
и паровозов тупиковый храм,
удобно совместивший ресторана
колонны с помещением «для дамъ»
несущим пиктограммы хулигана.
Весь этот некогда живой цветник
густой цивилизации транзитной,
что к услажденью публики возник,
поник, увы, главой своей в обидной
оставленности, так страницы книг
желтеют и ломаются от пальцев