– Ладно, чухнарь, спокойной-ночи-малыши. Шконка твоя сверху.
Гной засуетился, не зная, куда приткнуть чемодан – под нижними полками все было заставлено какими-то баулами, а до антресолей он бы ни за что не дотянулся. Наконец, кое-как разместив пожитки, Юрик прямо в «бомбере» вскарабкался наверх и закрыл глаза. От нервов и холода его колотила крупная дрожь, уснуть не было никакой возможности. Постельного белья ему, естественно, не дали, поэтому пришлось скрючиться прямо на грязном матрасе. Внизу попутчики тихо беседовали – сквозь стук собственных зубов Гной слышал странные слова «чесать лохматого», «галантина насыпная» и «месить глину». «Наверное, строители», – понял без пяти минут великий игровой журналист Юрий «Череп» Черепанов и неожиданно для себя провалился в дурной, без сновидений, сон.
Путешествие шло муторно. К карточному столу его больше не приглашали – попутчики вообще в основном спали, накинув на костлявые плечи тонкие поездные одеяла. Следующим вечером Вася стукнул снизу в дно юрикова ложа и сказал:
– За чайком сгоняй, гумза.
Гной попытался прикинуться спящим. Через минуту кулак врезался в верхнюю полку так, что наш герой подпрыгнул.
– Але, универсал. Попутал там что ли совсем?
Юрий Череп вздохнул и сполз вниз. На полдороге к нюркиному царству возникла одна важная мысль, пришлось вернуться.
– А вам, эээ, этсамое, с сахаром?
Вася сначала непонимающе на него уставился, потом моргнул и отмахнулся.
– На твой вкус, чухнарь.
Белый Лебедь хмыкнул:
– Смотри, Вась, зашкваришься.
Нюрка, услышам просьбу, прошипела «в Красносибирске в милицию всех сдам» и крутанула какую-то ручку на водонагревателе. Неожиданно Гной услышал собственный срывающийся голос:
– Теть Нюр... Они сказали на мой вкус... А я не знаю...
В глазах защипало, супер-журналист с характерным звуком втянул соплю. Подбородок дрожал.
Нельзя сказать, чтобы проводница так уж прямо смягчилась – если каждого жалеть, как говаривал бригадир поезда Степаныч, поломается кровать. Но этот конкретный гаденыш был каким-то совсем несчастным. Нюрка поморщилась, взяла пачку чая, бухнула сразу половину в стакан (благо, потребности такого контингента ей были хорошо известны), залила кипятком и положила сверху блюдце.
– Неси.
Гной побрел обратно. В плацкартном вагоне бурлила обычная в таких случаях деятельность: в одном загончике бренчали на гитаре дембеля, выпендриваясь перед двумя некрасивыми толстыми девками. В другом молча сидели три страшные сморщенные бабки в платках. В третьем храпел и шумно портил воздух исполинский толстяк в трещащем по швам спортивном костюме. Вагонное радио надрывалось песней «На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу».
