Мимо проплывали знакомые лица одноклассников. Близнецы Кабановы издевательски подняли большие пальцы – молодец мол, дуй до горы. Еще недавно такой добрый Леша Корявый дождался, пока Гной встретися с ним взглядом, и проартикулировал губами: «Пидар!» Полузнакомые девицы из параллельного класса шептались с выражением крайней брезгливости на ярко накрашенных физиономиях. Показалась Бура – на Гноя она не смотрела, завистливо ловя выражение лица Туши.
Песня про Сан-Франциско подошла к концу, ее сменил главный хит сезона – «Овощевод» группы Ace of Base. Одновременно с этим Гной встретился глазами с Алиной Петрозаводской и вдруг понял – он просто обязан объяснить ей все. Что Туша – это так, мимолетное, что он вообще не знает, как это оно получилось. Что даже она, Алина, его вообще больше не интересует – у него без пяти минут роман с божественной Анной. Гной отшвырнул Тушу в сторону (точнее, попытался – партнерша была его на голову выше, весила вдвое больше и не собиралась так скоро прерывать момент собственного триумфа) и направился к Петрозаводской. Его страшно вело вправо и ужасно хотелось пить, «Овощевод» врезался в мозг адской дрелью. Юрик подумал, что футуристический богатырь (а уж тем более всенародный журналист) должен в любых обстоятельствах сохранять полнейшее хладнокровие и самообладание.
На глазах у изумленной публики Гной доковылял до Алины и неожиданно для самого себя взял ее за плечи (на самом деле, чтобы не упасть). Петрозаводская оторопела и даже не попыталась вырваться. По лицу Юрки снова мазнул стробоскоп. Соученики потрясенно молчали. Здесь Гной понял, что плачет навзрыд.
– Я... я тебя... как ты могла.. носатый...
Алина пришла в себя и начала выдираться; ее ярко-алые (сорок минут перед зеркалом!) губы начали было складываться в грязное ругательство, как Гной вдруг совершенно успокоился.
– Прости, – сказал он почти трезвым голосом. Потом оглушительно икнул. Потом его вырвало.
Следующее утро было самым чудовищным в жизни Юрия «Dark Skull» Черепанова aka Темный Череп. В голове (особенно в области затылка и над глазами) творилась ядерная война. В рот, казалось, забралось и сдохло какое-то животное вроде крупного хорька. Гной полежал какое-то время с закрытыми глазами, понял, что его начинает крутить, как белье в стиральной машине (этот эффект знающие юриковы одноклассники называли «вертолетики») и попытался разлепить веки.
Боль была чудовищной. Казалось, в глазницы забили два раскаленных гвоздя. Юрик взвыл было, но тут же умолк: у изголовья стояла мама, которой, несмотря на субботу, полагалось быть на работе – конец года, квартальный отчет, Юрик не вникал.
