Холодная весна в Провансе | страница 20
Ресторан, куда мы зашли поужинать, помещался в полуподвале одного из домов. За густыми переплетами окна, буквально на уровне нашего стола, у моего локтя плескалась вода узкого канала, в котором — в свете фонарей — утомленно плавали сонные утки.
Столы были накрыты коврами, как на картинах Вермеера, и тоже продолжались за окном, смутно волнуясь ворсистым ложем в колеблющейся воде.
— А знаешь… — вдруг сказала я, — неохота уезжать отсюда…
На столе перед нами в плошке горела желтая свеча, она тоже отражалась в окне, в плотной воде канала дрожащим теплым огоньком. Вся улочка с запертыми на ночь магазинами, кондитерскими, аптекой казалась от этого обжитой и уютной…
— А как же Брюгге?
— Ну давай раз в жизни поменяем планы…
— Да ты уже завтра заскучаешь! Мы за три часа обошли весь городок… Здесь ни музея, ни…
Он посмотрел на меня, пожал плечами…
— …Как хочешь…
Вернувшись после ужина на площадь, мы наткнулись там на крытые брезентом фуры с включенными огнями. В свете фонарей и фар молодые люди сгружали на землю длинные алюминиевые штанги.
— Что-то завтра здесь будет, — предположила я. — Надо бы в отеле спросить.
Перед сном мы еще заложили крюк подальше… Тихие пустынные набережные, скудное освещение, белые перила мостов — ряд вытянутых шахматных пешек — над тяжело мерцающей водой каналов…
На противоположной стороне улицы мы обратили внимание на спрятанное в маленьком дворе здание совсем не голландской, а скорее греческой архитектуры с треугольным портиком и голубыми — в свете луны — колоннами. Мне вдруг почудились на фронтоне знакомые буквы…
— Смотри, иврит!
— Откуда здесь иврит? Какая-нибудь греческая церковь…
Мы перешли по мосту на противоположный берег канала, и Борис взбежал по ступеням здания к запертым массивным дверям.
— Ты не поверишь! — крикнул он оттуда. — Это синагога. Судя по архитектуре, конец восемнадцатого — начало девятнадцатого…
— А почему бы и нет? Вероятно, до войны здесь была приличная община… как везде в Европе…
…За конторкой в гостинице стояла и писала что-то высокая старуха с суровым лицом, как бы собранным из нескольких стертых плоскостей. Вот уж в ее голландском происхождении сомнений не возникало…
Я поздоровалась, назвала номер комнаты. Она молча сняла с гвоздика ключ и передала мне.
— Госпожа… Мы хотеть… — несколько радостных гримас и обнимающе-пригласительные движения рук. — Циммер-грахтн-хотэл-три-дейс?… Это — да?
Знакомая оторопь на лице и столь же знакомый как бы щелчок включения смысла.