Сверху снова донесся вой, такой жуткий, что все аж присели, а Леха выматерился и зашарил стволом «Сайги» по лестничным пролетам сверху. У меня вновь прошла волна холода, от затылка и до задницы. Но между тем я быстро доломал остатки стула, бросая деревяшки на ступеньки и с силой обрушивая на них проложенную сталью подошву ботинка. Дерево трещало и ломалось почти вдоль, по волокнам, а в результате я получил три вполне подходящих для того, чтобы забить их под дверь, деревянных клинышка. Их я тоже сунул Сергеичу, крикнув: «Забивайте!», а сам сбросил с плеча ружье и встал рядом с Лехой.
Наверху грохнуло, посыпалось стекло на лестницы, вой перешел в визг с интонациями паровозного свистка, затем мы услышал, как что-то тяжелое ударило по перилам, так, что они загудели, заскрипело стекло, на котором кто-то пробуксовал.
— Готово! — крикнул Васька.
— Отходим. Обеспечить выход!
Мы с Лехой так и стояли, замерев, подняв стволы в сторону беснующейся наверху твари. У нас за спиной распахнулись двери, на лестницу упал свет с улицы, и в нескольких метрах от нас четырежды грохнули выстрелы из дробовиков.
— Чисто! — голос Сергеича.
Есть выход. Хоть это радует. Дверь из подвала уже тряслась, долго не продержится, а обладатель голоса-сирены сверху вообще пугает до медвежьей болезни, так и до самопроизвольной дефекации недалеко.
— Отходим! Пошли, пошли, не спать! — заорал я, подгоняя спутников, хоть и без всякой необходимости.
Мы выбежали на улицу, дозаряжая ружья на ходу, я огляделся по сторонам — возле подъезда три трупа, еще несколько мертвяков во дворе, но далеко, нам не опасны. Снова вой сверху и треск дерева.
— От стены!!! — крикнул поднявший голову Сергеич.
Все как бешенные рванули от подъезда, оглянулись. Даже смотреть не надо, чтобы понять, что тот, кто выл наверху, полез в окно. Отбежав метров на десять, мы вскинули стволы.
— Едрить-тарахтеть… — протянул Леха. — А это еще кто?
У него в голосе послышались чуть жалобные интонации, вроде как: «Ну сколько можно нам голову морочить?»
— Я думаю, что это было собакой. — ответил я.
Тварь, ловко карабкающаяся по газовой трубе, идущей вдоль фасада здания, и умудряющаяся при этом фиксировать нас взглядом, человеком при жизни не была. Шерсть у нее была как у кавказской овчарки, хоть и грязная, свалявшаяся и пропитанная каким-то дерьмом. Морда тоже чуть напоминала собачью, хоть пастью могла соперничать с небольшой акулой. А вот тело вытянулось, стало гибким как у ласки, а конечности приобрели пальцы с когтями, которым мутант легко цеплялся за трубу, плавно скользя по стене вниз, как по ровному полу. Где, интересно, такое чудо образовалось, при каких условиях?
