В Гарлеме? — переспросил Бородин. Убыстрив шаг, догнал Агеева и Люсю, вклинился между ними.
Гарлем — негритянский квартал в Нью-Йорке, — пояснил боцман. — А вышел у нас этот разговор потому, что один здешний орел свои корочки стал латать, подметка у него оторвалась, когда бежал к зенитке по боевой тревоге. Смотрел, смотрел Джексон, а потом семафорит ему — несолидно, мол, чинишь, непрочно.
С улыбкой он оглянулся на негра. Тот, немного отстав, глубоко, горько задумался о чем-то своем.
А тут снова боевая тревога, — продолжал рассказывать Агеев, сдерживая шаг. — Бросились ребята к пушкам, орел наш и сапога натянуть не успел. Возвращаемся, видим — Джексон завладел сапогом, подметку тачает. Починил знатно и просит перевести: плати, сколько можешь. Тут и другие стали ему заказы давать, набросали рублей — бери, нам не жалко.
— Разве наши деньги в Америке годятся? — спросила Люся.
— Годятся банковские билеты, достоинством в червонец и выше, — солидно разъяснил боцман. — А я ребят предупредил: рублевками платите, их на золото обменять нельзя.
— Да ведь это обман, — с упреком сказала Люся.
— Какой обман? Я и Джексону растолковал, что мы нашу валютную политику подрывать не хотим, червонцы не выпустим за рубеж. Ответил: «Ничего, согласен на рубли, я их как сувениры продам».
— Коммерсант! — сердито сказал Бородин. — А вы, товарищ старшина, еще его поощрили.
— Поощрил потому что приносит людям пользу.
Агеев перехватил вопросительный Люсин взгляд, пояснил:
— Это о том, сестрица, речь, что кончилась дратва у нашего гостя, а у меня парусинная нитка всегда есть в запасе. Тройного плетения, пропитанная тиром, крепче всякой дратвы. Я вчера и смотал Джексону малую толику. Ему теперь хватит надолго.
Бородин открыл дверь в столовую — навстречу пахнул вкусный запах борща, заправленного лавровым листом. Боцман пропустил Люсю вперед, подтолкнул дружески Джексона, медлившего у порога.
— Здесь давайте пришвартуемся, сестрица, — сказал Сергей Никитич, подходя к свободной скамье.
Он удивлялся сам себе: с чего это стал таким разговорчивым! Усадил за стол Люсю.
— Сит даун![7] — пригласил негра, указывая место рядом с Люсей.
Хотел расположиться по другую сторону от Треневой, но обнаружил с досадой: рядом с медсестрой уже уселся чернобровый радист, деловито резал ломтями краюху душистого, ноздреватого хлеба.
Дежурный по камбузу поставил перед ними полные миски борща.
«Жидковат супец, — проглотив первую ложку, подумал боцман. — А с чего ему быть наваристым? Консервов — кот наплакал. Сушеная картошка да соль. То-то не торопится есть Джексон, даже за ложку не взялся… А может быть, медлит по другой причине?.. По той же, что вчера?..»
