Голубое и черное | страница 11
Боцман только двинул плечом, будто отгонял надоедливую муху.
— Смотри не простынь, на камне-то сидя, — тонким голосом сказал пехотинец. — Одежка твоя — плохая от ветра защита.
— Не одежка это, а бушлат, — поправил внушительно боцман. — Запомните на будущее время. Почтительно о нем нужно говорить.
— Запомню, — опять словно усмехаясь, оказал пехотинец. Он глядел теперь в высокое, пересеченное облаками небо. — А сейчас, похоже, воздушную тревогу сыграют.
Он еще не договорил, а из-за гряды сопок уже накатывался урчащий, такой знакомый гул самолетных моторов. И сразу захлопали далекие зенитки, завыли корабельные сирены, среди облаков расцвели ватные комочки разрывов.
— Ложись! — крикнул пехотинец.
— Гадам кланяться не буду! — вскакивая, ответил Агеев. В бессильной ярости он вскинул обмотанные бинтами кулаки, послал отчаянный матросский загиб навстречу «мессершмиттам», вывалившимся из-за вершин. А в следующий момент цепкие руки схватили его, потянули за камень, пригнули голову к мшистой поверхности валуна.
Сверкнуло ослепительное желтое пламя, вблизи что-то прогремело, прострекотало. И вот уже отдалились залпы зениток, стихло завывание моторов.
— Так, — сказал, распрямляясь, боцман. Он был смущен и рассержен. — Тебе кто позволил меня на землю валить?
Маленький пехотинец молча провел пальцем по длинной выбоине на граните. Здесь только что сидел боцман. Здесь прошла очередь с фашистского самолета. Пехотинец молчал, улыбался по-прежнему одними губами, невесело, зло.
— Так, — повторял Агеев. — Выходит, ты меня от смерти спас? За это спасибо.
Ему было неловко под пронзительным, неотступным взглядом водянисто-голубых глаз.
Только не нравится мне, что ты зубы скалишь все время.
А что мне, слезы лить? — спросил пехотинец.
— Слезы лить незачем, а растягивать рот до ушей — это тоже не манера.
Агеев присел на прежнее место.
— Ну, а теперь иди. Нечего меня рассматривать — я не картина.
— Посижу еще…
Незнакомец снова провел по камню рукой, старательно подложил под себя полы шинели: видно, устраивался надолго.
— Скажи-ка, друг, это сейчас в море «Шквал» вышел? — Ну, «Шквал», — откликнулся Агеев.
— И что это у вас здесь названия кораблей какие чудные? «Шквал», «Гроза», «Смерч», «Туман»… Еще «Пассат» был, его, слышно, тоже немцы потопили. Имена! Словно вся ненастная погода тут собралась.
— А он так и называется — «дивизион ненастной погоды», — сказал с нежностью и болью Агеев.
Его собеседник поднял камешек, бросил в море. Камешек запрыгал рикошетом по воде.