Не оправившись от страха, вскочил лапландец в сани, хлестнул коня и с тяжким сердцем поспешил к родительскому очагу. Язвимый своим позором, так бешено он разогнался, что у отеческого дома не успел придержать коня — сломал о ворота оглобли и разбил сани об овин. Не знают отец и мать, что и думать: печален их сын, стоят в его глазах слезы, поникла голова и побелели сжатые губы.
Наконец рассказал им Йоукахайнен, что едва спасся от чародея Калевалы, которому покорны даже камни, и за спасение обещал отдать их родную дочь Айно вещему Вяйнемёйнену, чтобы стала песнопевцу женой и опорой в хилой старости.
Но нежданно обрадовалась мать его словам и потерла довольно руки.
— Нет причины печалиться, — успокоила сына старуха, владычица рода. — Сама я долго ждала, чтобы могучий Вяйнемёйнен стал мне желанным зятем, а дочери родимой мужем. Тебе ли не знать, какая нам будет от него защита.
Услышала материнские слова Айно и горько заплакала от сердечной обиды: жаль ей стало своих девичьих кос, жаль стало оставлять светлые поляны детства, отца с братом, добрый родительский дом и идти в далекий край за старика, за чужого чужанина. Не знала еще молодая Айно, что солнце всюду освещает землю, а не одно лишь родимое окно, что в любом конце земли небо над головой голубого цвета, что повсюду на полянах растет земляника, и везде ее можно набрать в лукошко, а не только по лесам отчей страны, — не знала этого дева и долго рыдала на крыльце от горя.
4. Айно рыбой уплывает в море
Немного времени прошло, стаяли снега, и принесла синица весть в Похьолу, что скоро приедет Вяйнемёйнен свататься к юной Айно, сестре Йоукахайнена. Послушал отец синицу и, довольный, оставил у окна топорище, которое вырезал из ясеня, отложил молча брат у ворот новую дугу, перестала ткать золотой пояс любопытная сестра, мать у кладовой, где снимала ложкой сливки, захлопотала к скорому празднику, и только Айно сорвала от горя с шеи жемчуг и зарыдала в платок, от прошлых слез не просохший, — не хотела она для старика носить белый жемчуг и дорогие платья, унизывать нежные руки перстнями и запястьями, не хотела для седоусого заплетать ленты в косы и повязывать шелковый налобник.
— По пустому ты слезы льешь, — сказала старуха-мать. — Горевать тебе не о чем — будешь за Вяйнемёйненом ото всякой беды в защите, каждый день на столе будут масло, свинина и молочный хлеб, по горнице будешь ходить в привозных платьях и золотых подпоясках.
