– Бедный Питер, для вас это был ужасный день, – сказала она (леди Веллинг славилась умением сочувствовать).
Холодно взглянув на размалеванную толстуху, брат Ричарда ответил:
– Да, день трагический, леди Веллинг. Ричард был незаурядным человеком. Мне будет его очень недоставать.
– Конечно, конечно, – согласилась Виолетта Веллинг, и на ее лице появилось горестное выражение. – Я была просто поражена, когда увидела вас. Вы так похожи на бедного Ричарда.
– Я этого никогда не замечал, но говорят, мы похожи, леди Веллинг, – все тем же ледяным голосом ответил Питер Каррингтон-Эш.
Марион слышала эти слова. Она смотрела на деверя с другого конца комнаты. Да, братья были очень похожи: тот же рост, то же худощавое, пропорциональное телосложение, те же четкие черты лица. Только нос у Питера длинный, а у Ричарда – короткий. Те же печальные карие глаза и довольно мягко очерченный рот. Но Питер очень поседел, а у Ричарда было только несколько седых прядей в густых темных волосах. Если бы не седина, он в свои сорок лет выглядел бы совсем мальчишкой.
Марион поежилась, отвела глаза от деверя и протянула к камину руки с красивыми длинными пальцами.
Теперь, когда Ричард умер, она решила изменить очень многое. В Рейксли-холле, например, в комнате Ричарда, набитой старыми книгами и пластинками, с большим роялем «Стейнвей», – вид этой комнаты всегда вызывал у нее раздражение.
Она не станет поощрять Роберту заниматься на каникулах всей этой классической чепухой. Девочке пора уделить внимание своей внешности. Вдобавок теперь, после смерти Ричарда, Марион не будет так часто ездить в Рейксли. Можно закрыть дом или сдать его, а жить в основном здесь, в их лондонской квартире. Роберта должна привыкать к жизни в столице. Она ненавидела Лондон, но это все пустяки. «Надо заставить ее полюбить город», – подумала Марион.
Она твердо решила сразу же уехать в Монте-Карло со своей лучшей подругой, Айрин Акройд, которая недавно купила там виллу. Вот только Роберта вернется домой на следующей неделе, и сначала Марион нужно проводить ребенка в школу. А потом она сразу уедет. Она была хорошей матерью – и гордилась этим. Даже Ричард не мог это не признать. Она почти слышала его слова: «Ты прекрасная мать, Марион. Это неоспоримый факт. Но почему бы не дать девочке возможность выбрать то, что ей по душе, и самой определить свою судьбу?»
Тут она резко ответила ему:
«Вполне естественно, что у матери развиты собственнические чувства. Она в таких муках рожает, что вправе ожидать хоть немного благодарности от своего ребенка».
