Веселое было время… Вот как раз тогда примерно Розамунда родила.
Сына. И его, натурально, назвали Людвигом. Я был против, но меня никто не спрашивал. Как водится.
Мне его показали один раз и унесли, будто я могу его перепачкать взглядом. Чистенький младенчик. Без меток проклятой крови. Двор ужасно радовался.
И после родов моя прелестная супруга меня в опочивальне принимать не могла — поправляла здоровье. Ну и слава Господу. Я к ней днем зашел — принес ветки рябины с замерзшими ягодами и сосновые ветки. На удачу. Она это все швырнула на пол и сказала, чтоб я убирался к своим гнилым дружкам на кладбище.
И я убрался к гнилым дружкам. И неожиданно обзавелся настоящим другом.
Ночь, помню, стояла морозная — дышать больно, все внутри смерзается. Полнолуние. Красиво так снег блестит, словно парча, деревья все в инее, памятники на могилах тоже в инее — этакое парадное убранство. Я еще подумал — будто важных гостей ждем. Как в воду глядел.
Важный гость вышел из тени старого склепа и ко мне… не пошел, нет — потек, поплыл. Так ходят кошки, змеи ползают… Я моментально сообразил, с кем имею дело: Дар на него отозвался, как струна на камертон — чистым, точным, нежным звуком.
Я стоял — сердце ребра ломало, — задрав подбородок, руки скрестив, ждал, когда он приблизится. А он поклонился так, что снег обмел локонами. Потом поднял голову — и я с ним встретился взглядом.
Темные горящие рубины. Всевидящие очи Князя Сумерек.
Я протянул руку — ни в чем не был уверен, но блюл ритуал, — и он обозначил поцелуй. Руки у меня замерзли (я был без перчаток, чтоб чужая кожа не мешала в работе), но уста у него были холодней самого мороза, холодны смертным холодом. И в меня влилась его Сила через это лобзание. Если мой Дар похож на бушующий адский огонь, то его Сила показалась чем-то вроде ледяного ветра, втекла в мою душу, смешалась…
Я тогда почувствовал такое запредельное блаженство, что закричать хотелось. И такую мощь, что, кажется, резани я сейчас запястье — все кладбище встанет, а заодно — призраки, демоны, нечисть ночная, в ком больше мертвого, чем живого… Все преклонят колена. Меня в жар бросило, несмотря на мороз.
И тут он молвил — голос низкий, нежный, медовый, до самого сердца:
— Я вас приветствую, ваше высочество. Сумерки вас приветствуют. Мое имя — Оскар.
У меня в горле пересохло. Еле выговорил:
— Здравствуйте, Князь.
А он продолжает:
— Мы давно видим вас за работой, ваше прекрасное высочество. Вы до сих пор не обращались к Господам Вечности, занимаясь другими, безусловно более важными делами, и я взял на себя смелость привлечь ваше просвещеннейшее внимание к вашим неумершим подданным. Покорно прошу простить меня.
