Я оставил машину на стоянке возле библиотеки – парковочных мест около следственного изолятора всегда не хватало – и в последний раз спросил Дженни:
– Может быть, не пойдешь со мной?
Та покачала головой. Еще бы, какой лакомый кусочек для социолога, исследователя «отдаленной и дикой России», – побывать в настоящей тюрьме! Ну, положим, не совсем настоящей – следственный изолятор не каторга, – однако я прекрасно понимал, что Дженни отказалась бы и от поездки в Константинополь, и от бала, лишь бы оказаться за решеткой и переговорить хоть с кем-то, попавшим в «жернова системы». Пусть ее мировоззрение изменилось, пусть мы с ней стали ближе друг другу – для нее наш мир оставался чужим.
Мы пропустили трамвай, перебежали через дорогу перед носом у тяжелого грузовика и вошли в неприметную стальную дверь в глухой желтой стене. Дверь украшала лишь строгая табличка с надписью «Служебный вход». Даже здесь, в административной части здания, пахло неприятно – чем-то невыносимо казенным, затхлым, противным. На заброшенных армейских складах запах куда лучше.
Маленький коридорчик преграждала еще одна дверь – решетчатая, за которой стоял солдат с автоматом. Увидев огнестрельное оружие, Дженни испуганно вздрогнула и теснее прижалась ко мне.
– Из управы Западного района, – сообщил я постовому, демонстрируя служебное удостоверение. – Мне нужно пообщаться с нашим подопечным – несовершеннолетним Кузьменко.
– Сейчас доложу, господин советник. – Солдат почему-то назвал меня по служебному рангу, а не по фамилии, хотя она была написана в удостоверении крупнее.
Коснувшись сенсора интеркома, постовой вызвал начальника караула, высокого седого мужчину с отличной выправкой и вороненой шпагой на боку.
– Рад видеть, господин Волков, – приветствовал меня он. Впрочем, особой радости в его тоне не читалось – скорее всего мы оторвали офицера от какого-то приятного занятия. Может быть, от просмотра любимой телепередачи, а может, от утреннего чая. Люди привыкают ко всему – даже в мрачной тюрьме можно с удовольствием пить чай или читать газету. – Прошу вас пройти в комнату свиданий. Несовершеннолетнего Кузьменко приведут через пять минут. Дама с вами?
– Да, – коротко кивнул я. Совершенно ни к чему объяснять, кто моя спутница. В принципе я могу взять с собой кого угодно – парень еще не осужден, а я – представитель гражданской власти нашего района, стало быть, имею полное право защищать его интересы. Но Дженни не только не гражданка, но и не жительница. Она – подданная другого государства. Начальник караула – мужчина въедливый – вполне может возмутиться, еще и написать на меня жалобу главе управы, мэру города, самому губернатору… Так что пусть считает, что Дженни – секретарь. Это избавит офицера от лишнего беспокойства, а меня – от бумажной волокиты.
