Огромный револьвер, положенный мне по должности, я часто оставлял в сейфе. С детства нам втолковывали, что огнестрельное оружие – выдумка трусов, которую допустимо применять только против таких же трусов – если нет иной возможности. Честный клинок и дура-пуля – любой достойный человек сделает выбор в пользу клинка. Пользоваться огнестрельным оружием – все равно что плескать противнику в лицо кислотой, бить его в спину или из-за угла.
В армии нам объяснили, что противостояние внешнему врагу требует применения винтовок, пушек, ракет. На войне не только можно, но и нужно прятаться за танковой броней, обрушивать на врага многопудовые снаряды корабельных орудий линкоров, утюжить землю залпами артиллерийских батарей. В том случае, если противник не желает вести честную войну.
Мне повезло – я попал в пехоту, точнее, в мотострелковые части. Хотя я тяготел к естественным наукам, мне совсем не хотелось служить в танковых войсках, артиллерии или на подводном флоте. Пусть этим занимаются те, кто хочет посвятить армии всю жизнь. Мне достаточно научиться военному делу, отдать Родине свой долг. К тому же мотопехота воевала примерно так же, как и сто, и двести лет назад. Менялось оружие, модернизировалась тактика – но противостояние лицом к лицу с врагом никуда не делось. Служба в пехоте – это не сидение в глубокой шахте на стартовой позиции межконтинентальных баллистических ракет. Пусть каждая ракета, оснащенная ядерной боеголовкой, может нанести больший вред врагу, чем взвод, рота, а то и батальон мотопехоты, – если случится война, мне все же хотелось бы воевать с реальным врагом, а не вести огонь по квадратам.
После полугода службы в части нам вновь разрешили дуэли – но большинство вызовов, имевших место в первые месяцы службы, были аннулированы – негоже драться с боевыми товарищами из-за пустяков. А ссорились мы поначалу именно по мелочам. Молодые, неопытные, необстрелянные солдаты просто притирались друг к другу.
В армии меня научили драться с помощью автоматической винтовки Калашникова – АВК, стрелять из револьвера и пистолета. Мы легко управлялись с гранатометом и переносным зенитно-ракетным комплексом. Но носить револьвер «на гражданке», даже имея серебряную звезду на груди? Это казалось проявлением трусости. Поэтому я гордо шагал по городу – клинок еще не изменял мне, и я надеялся, что смогу призвать к порядку любого нарушителя, тем более что мастер любой фехтовальной школы, превосходящий меня искусством, никогда не станет совершать бесчестных поступков.
