– Перекреститесь и отгоните привидения! - торопливо посоветовал Агалаков, а Соломатину будто приказал: - Теперь вниз, на первый этаж! У меня нет времени.
Похоже, он сбегал от затопленного музыковеда.
Понятно, что и на первом этаже, в квартире Сениных, ущербы, пусть и менее впечатляющие, нежели у Гладышевых, происходили от известного водоема. Куски потолочной штукатурки («головы могли пробить!») валялись и здесь на полу. Как и Гладышевым, Соломатин посоветовал посчитать на манер умеющих качать права жителей города Ленска все убытки от наводнения и не стеснять себя в претензиях и требованиях.
– Ну что, мастеровые, закончили комедию? - спросил Агалаков на лестничной площадке. - Вам понятно, с кем вы имеете дело? Или непонятно?
– Ну мы-то что же… - пробормотал Каморзин.
– Нам-то понятно, - сказал Соломатин. - Дело мы имеем с водопроводом.
– Ох! Ох! Храбрые портняжки! Семерых убивахом! Ну, смотрите. Если сочините всю вашу галиматью да еще и про девицу с голыми ногами, посыпятся на вас большие неприятности.
– А если не сочиним, посыпятся приятности, что ли?
– Ну вы и вовсе наглеете! Хотя отчего же, могу предложить и приятности…
– Это мимо нас.
– Молодой человек, вы, видимо, из неудачников. Вроде этих замоченных. Из-за неудач вы и дерзите людям преуспевающим. Но неудачи вас еще ждут. Пеняйте на себя.
Соломатин смотрел в спину поспешившему на третий этаж Агалакову и вдруг выпалил будто бы в удивлении:
– Ба! Да у вас хлястик!
– Что? - Агалаков резко повернулся, словно в испуге.
– Взгляните, Павел Степанович! - возбуждение не оставило Соломатина. - У него на пиджаке хлястик!
– Ну и что? - удивился Каморзин.
– Ну как же! Хлястик!
– Хлястик. Ну и что?
– Да ничего… - утих Соломатин.
Он хотел было пересказать Павлу Степановичу читанное в журнальной статье. Лавроувенчанный модельер первейшим примером вымерших в двадцатом столетии и совершенно бесполезных деталей мужского костюма приводил хлястик. А тут франт белокостюмный, денди среднекисловский, и при нем хлястик! Но Каморзину-то столь ли существенен был теперь хлястик? Да что и ему, Андрею Соломатину, мелочи мужских костюмов?
– Ну ты, доктор, нынче и углубился! - то ли удивление было выказано Каморзиным, то ли его недовольство напарником. При этом - вдруг и на «ты». - Любишь помалкивать, ну и давал бы говорить старшому. Нам ведь в руки текло, а ты - в забияки и задиры! Басню читал? Кто там забиякой-то хотел стать?
– Угождать моя натура противится! - резко сказал Соломатин.
