– Но уже три часа, – в замешательстве пробормотал Капестан, – и…
– К дьяволу дуэль! – завопил Сен-Мар. – Лан-терн! Живо, подавай еще вина! Хереса! Кипрского! Разве ты не видишь, олух, что друг мой изнывает от жажды? Нас ждет схватка с бутылками: победит тот, кто выпьет больше!
– Ах, маркиз, – воскликнул, смеясь, шевалье. – Я чую западню: вы предлагаете мне дуэль на испанских и островных винах, тогда как я силен только во французских!
– Лантерн! – крикнул Сен-Мар лакею. – Анжуйское сюда! Бордо! Бургундское! Шампанское! Всю Францию выставляй на стол!
Спесивый и чванный слуга маркиза со всех ног кинулся исполнять приказание своего господина и вскоре появился, сгибаясь под тяжестью целой батареи бутылок; еще столько же тащил Коголен.
Бывшие соперники, ставшие лучшими друзьями, осушили несметное количество бокалов и расстались в пять часов, поклявшись встретиться в самое ближайшее время.
Капестан в сопровождении Коголена, послушно следовавшего за ним в шести шагах, направился на улицу Дофин и на углу набережной, о которой говорил Кончини, действительно увидел особняк – похоже, тот самый, что был ему нужен. Но от этого роскошного дворца почему-то веяло неизбывной грустью. Дом был словно погружен в траур: шевалье, посмотрев на него, невольно вздрогнул, но все же взял в руку молоток, изображавший льва, в пасти которого была зажата пластинка с надписью: «Jecharme tout»[7]. Удар отозвался долгим эхом, прокатившимся по пустым комнатам дворца.
– «Чарую все»! – прошептал Капестан. – Знаменитый девиз Мари Туше, любовницы Карла IX, матери Карла Ангулемского…
Именно в ту минуту шевалье вдруг осознал, какая громадная дистанция отделяет его от внучки Карла IX, короля Франции. Таким жалким, бедным, ничтожным показался юноша самому себе, что губы его искривились в горькой усмешке. Он встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и, понурившись, повернул в сторону улицы Вожирар.
К «Генриху Великому» Капестан с Коголеном подошли, когда уже стемнело. Коголен отвел лошадей на конюшню, обтер их тряпкой, напоил, засыпал им в ясли овса. Закончив работу, слуга обменялся какими-то таинственными знаками с тенью, проскользнувшей во двор гостиницы.
Затем Коголен поднялся в комнату, где сидел в глубокой тоске Капестан. У шевалье гудело в голове от выпитого вина, но еще больше, чем боль в висках, терзали его горькие мысли. Капестан чувствовал себя глубоко несчастным.
– Кто позволил тебе входить без разрешения? – рявкнул он, заметив Коголена. – Ты видишь эту плетку? Вон она висит на гвозде!
