— Как во сне, — оглядывается он. — Никогда не думал, что опять это увижу. Папа, а где здесь был кабинет Сталина?
— А черт его знает, — говорит Степа, — я у него никогда не был.
— Но ты же только что рассказывал!..
— Наврал, — равнодушно сообщает Степа.
— Зачем?!
— А чтоб она интереснее написала. Публика любит такие анекдоты. Что ты так на меня смотришь? Не нравится — уезжай в свой Лондон. Тебя здесь никто не держит.
И заходит в подъезд. В руке у папы полиэтиленовый магазинный пакет с его книжками. Макс растерянно следует за ним.
Окна приемной выходит на Соборную площадь. Степа обнимается с секретаршей.
— Ой, Степа, это ж такой удар, — целует его в щеку секретарша. — Его же так все любили, — это она обо мне, — я просто не могу выразить...
— Спасибо тебе, Ленок, за телеграмму, — целует ее Степа. — Вот я для твоей Катьки принес. Моя новая книжка. — Он достает из пакета и подает секретарше книгу в яркой обложке. — Я тут ей слова н-н-написал.
— Ой, — открывает книгу секретарша, — ой, Степа... А почему дочке написал, а мне не написал? Я же тоже буду читать.
— А тебе, д-д-деточка, отдельно.
И достает из пакета еще одну книжку.
— Ой! — секретарша читает надпись и давится от смеха. — Ну, Степа, ты даешь! Ну написал. Ну ты хулиган. Ну, это такой сувенир!
— Ленок, а насчет того, что я просил узнать?
— Пока ничего существенного не было, — говорит секретарша и скрывается за гигантской дверью начальника.
— М-да, — говорит Макс.
— Что «м-да»?
— Что ты у нее просил?
— Да так. У них тут в буфете сосиски бывают такие маленькие, телячьи, совершенно необыкновенные, — говорит Степа.
— Боже мой, — кривится Макс, — тут ничего не меняется.
— Да, Макс, это тебе не Лондон. Это Россия. И я в ней живу. Как умею.
— Почему ты на меня все время сердишься?
— П-п-потому что я кажусь тебе смешным. А смешон ты сам. Что ты корчишь из себя английского аристократа? Передо мной-то!
— Успокойся.
— Степан Сергеевич, Максим Степанович, — выглядывает из кабинета секретарша, — заходите, пожалуйста! Вас ждут!
Спортивного сложения молодой начальник сидит за столом, а мягкого, несколько женственного сложения пожилой начальник идет навстречу. Идет он к Максу.
— Максим, милый! — восклицает он. — Ты меня узнаешь?
— Боже мой! — вспоминает Максим. — Ваня! Боже мой, сто лет прошло...
Сто не сто, а почти два десятка лет они не виделись. А когда-то, в далекие советские времена, Иван Филиппович заведовал театральными делами и Макса идеологически курировал. Они очень даже близко были знакомы. Но сейчас не время для воспоминаний. Сейчас оба начальника сочувствуют горю нашей семьи и изображают деятельное участие. Скорбные взгляды. Качание головами.
