— Нет. У меня язык не повернется.
— Но меня все так з-з-зовут.
— Степа. Bay.
У папы слабость к молоденьким журналисткам. И к нему всегда подсылают молоденьких — чтоб он расслабился и потерял бдительность. Но бдительность папа не теряет никогда.
— Куда это все вывозят, Степа? — спрашивает журналистка.
— В галерею моей внучки Маши. Там будет аукцион.
— А почему разбился самолет, уже известно?
— Как раз сегодня нам сообщат результаты следствия. Через час я еду в город.
— Степа, так я к вам не вовремя приехала?
— Ничего, деточка. Спрашивай.
— Почему вдруг этот аукцион?
— Потому что в нашем доме любой п-п-предмет может стать украшением музея или частной коллекции, — смотрит на коленки папа. — Ведь здесь жили и работали выдающиеся люди.
— И вы. Вы же, типа, классик.
— Нет. Яне к-к-классик. Но я тут прожил шестьдесят лет.
— Нет, вы классик, — настаивает журналистка. — «Уронили Мишку на пол, оторвали Мишке лапу, все равно его не брошу, потому что он хороший».
— Это не мои стихи, — говорит Степа.
— То есть?
— Это писательница Б-б-барто сочинила.
— Вы уверены?
— Да.
— Блин.
— Ничего, деточка, — вздыхает Степа. — Меня с Барто часто путают.
— А почему вы решили все продавать? — продолжает выпытывать журналистка. — Это связано с гибелью Алексея Степановича?
Степа кладет руку на ее голое колено. Он старый. Ему можно.
— Говорят, что от него остались огромные долги и вам теперь приходится расплачиваться, — произносит журналистка.
— Нет, Алеша никому н-н-ничего не был должен, — качает головой мой папа.
— А все говорят.
— Мало ли что говорят. Не верьте, деточка, — советует Степа. — Про известных людей всегда распускают слухи. Лешу и национал-п-п-патрио-том объявляли, и американцам он продавался, и м-м-мафию возглавлял. Теперь эти долги.
Она старательно пишет в блокноте. Папа держит руку на ее колене и задумчиво жует губами.
— Знаешь, а мне с тобой как-то удивительно легко, — говорит он. — Почему с одними людьми вдруг чувствуешь эту легкость, а с другими — нет?
— Биотоки, — говорит журналистка.
— У меня редко такое бывает. Я вообще человек замкнутый, — понизив голос, сообщает ей папа. — Ведь обычно я, деточка, тут, в Шишкином Лесу, всегда сижу один.
— А ваша семья?
— Это сейчас они все понаехали, — говорит мой папа, — а так у всех свои д-дела, заботы. Поэтому я и продаю этот дом. Когда я тут целыми днями молчу, у меня возникает чувство, что я никому не интересен.
— Мне вы, Степа, очень интересны, — говорит журналистка.
