И жена уже глядела на мужа умоляюще.
Они вышли в спальню для принятия окончательного решения, а Эдуарда Александровича с собой не взяли.
- Пусть хоть сыночку бог даст счастья! - шептала жена.
- Да разве в этом счастье, счастье в том, чтобы преодолевать трудности! неубедительно сопротивлялся муж.
- У него будут трудности...
- Да разве это я имею в виду.
- Ты совсем не любишь нашего Фомушку, я так и знала! - додавила жена мужа запрещенным приемом.
И он уступил. Это ведь часто так бывает, что человек искренне отстаивает какие-то идеалы, пока соблазн поступиться этими идеалами не касается его самого.
Словом, в первом классе Фома уже брал метр. А во втором метр восемьдесят. Он мог бы, наверное, брать и больше, но ему пока не разрешали, перво-наперво надо было отрабатывать технику, а рекорды не уйдут. Постепенно у него на голове стало образовываться специальное углубление для того, чтобы гиря с головы не скатывалась. Потому что, когда она скатывалась, результат не засчитывали. Это одна из причин того, что пришедшие в найсхад с опозданием не могли достигнуть значительных результатов. У них эта лунка для гири формировалась плохо.
А с виду Фома был вполне обычным мальчиком, красивые волнистые волосы хорошо маскировали углубление, занятия другими спортивными дисциплинами закалили его, сделали невосприимчивым к болезням и стрессам.
Он хорошо учился в школе и даже где-то в классе седьмом здорово увлекся математикой. Но тренер вовремя обратил внимание на это вредное для спорта увлечение, и математика не успела заметно отразиться на спортивных показателях юного дарования.
В восьмом классе Фома впервые ездил на международные соревнования, и, хотя вошел пока лишь в первую десятку сильнейших найсхадистов мира, нестоящие специалисты поняли, что у мальчика блестящее спортивное будущее.
Он привез с соревнования всякие заморские штучки, в том числе сигареты для отца и помаду для матери, чем очень растрогал предков.
- А ты помнишь, чего там каркал насчет моральных уродов? - ревниво припомнила мать.
- Да, признаю, ошибся, - охотно соглашался отец, - у нашего Фомы оказался большой врожденный запас моральной прочности.
Отец имел в виду свою наследственность.
- А может, и не врожденный, - сомневалась мать, - может, им все это в школе прививают.
- Тоже не спорю, - снова соглашался отец.
Он, надо сказать, давно уже усвоил аргументы Эдуарда Александровича и пользовался ими, как своими собственными, выстраданными. Все шло хорошо.
