Между прочим, Сид Барретт действительно сейчас – толстый, лысый, никогда не скажешь, что это тот самый мальчик неземной красоты, который покорил Лондон в шестьдесят седьмом, служил олицетворением свободы творчества и сам был – воплощенная музыка. Я так и не спросил, как же это ее папаня с Барреттом встречался.
– Хватит, – сказала Марина. – Не будем о грустном. И так на душе херово.
– А что тебе херово-то? – искренне удивился я. – Классная квартира, музыка, соседи не стучат… В чем херовость? Папа опять же…
Зазвонил мой мобильник. Не тот, который дал мне Карл Фридрихович, другой, обычный.
– Это я, – проскрежетал Отец Вселенной. – Надо встретиться.
– Привет, – ответил я. – А что у тебя случилось?
– Это у тебя случилось, – недовольным голосом сказал Отец. – Давай в темпе.
– Это что, приказ? – пошутил было я, но Отец Вселенной шутку не принял.
– Короче, ты где?
– А что такое?
– Через час давай на Моховой. Там же, где в прошлый раз. Будь. Жду.
Отец Вселенной отключился, и тут же в прихожей запикал телефон Карла Фридриховича.
Я хотел заехать к Марку, а оказался возле дома Кропоткиной. Когда я протянул водителю десять долларов, он позеленел еще больше, рыгнул, взял деньги и молча сунул их куда-то за пазуху. От водителя пахло чем-то неприятным, тяжело пахло и нехорошо.
Кропоткина жила теперь на улице Восстания, в новой отличной квартире, с хорошей мебелью и огромным телевизором. Она работала в крупной фирме, устраивающей концерты отечественных звезд большой сцены, и зарабатывала пусть и поменьше меня, но все-таки достаточно, чтобы не искать себе богатого мужа – и вообще любого мужа. Марк давно жил отдельно, так что Зоя распоряжалась собой как хотела, и я иногда – редко – заезжал к ней, мы пили и, случалось, в легкую, по-дружески потрахивались.
В небе перестало греметь. Впрочем, может быть, пока я ехал на тяжело дышащих «Жигулях», оно и гремело, я просто не обращал на него внимания. Когда я вышел из машины, шел ровный теплый дождь. Гроза заканчивалась.
Улица Восстания сверкала мокрым асфальтом и свежими фасадами отремонтированных домов, с крыш текли быстрые струи воды, прохожих я видел так мало, что ими можно было пренебречь.
Я повернулся к дому Кропоткиной, и снова меня охватило ощущение нереальности происходящего. Например, я не помнил, как доехал до улицы Восстания. Здравый смысл подсказывал, что на машине марки «Жигули», и водитель был там – с зеленым лицом. Но ничего больше, кроме этих фраз, не образов даже, а набора слов, я вспомнить не мог. И машина, и водитель остались в моей голове картинками из давным-давно случайно увиденного по телевизору мультика, но уж никак не реально существующими, материальными объектами. И запах неприятный вспоминался – больше ничего.
