– Да что ты понимаешь! – сорвался я на фамильярность. – Этот костюм – чисто модовский. Лондон семьдесят первого… Или Лондон восемьдесят третьего…
– Ну, здесь вам не Лондон.
– Это точно. Не Лондон. И Сид Барретт здесь не живет…
– У меня есть последняя фотография Барретта.
– Это какая?
– Ну, последних лет. Он уже толстый, лысый. Ты знаешь, он совсем уже музыку не слушает. То есть рок. И не говорит о ней.
– Да? А ты с ним разговаривала?
– Мой папа пытался.
Я постепенно переставал понимать происходящее. Папа разговаривал с Сидом Барреттом. Кто же такой ее папа? В стране, где рок-музыка фактически запрещена, и не один и не два уже года, – папа разговаривает с Барреттом. С человеком, который не дает интервью и вообще избегает общения, с человеком, который скрылся от мира за стенами домика в пригороде Лондона и изменился до неузнаваемости. Как этот неизвестный мне папа смог на него выйти?
Девочка хихикнула. Совсем по-детски. Это ей не шло. Лицо сморщилось, нос покраснел, глаза заслезились, на секунду исчезла загадка, передо мной сидела просто школьница, любительница розыгрышей.
– Какое у вас лицо, – сказала она, вновь собравшись и посерьезнев. – Не верите?
– Ну почему? Мало ли, всякое бывает.
Конечно, всякое бывает. И в ресторане она мне сказала: «А хотите – поехали ко мне?» – и я поехал. Совсем недавно мне казалось, что меня не тянет на молоденьких. А на поверку выяснилось – тянет.
– А хотите – поехали ко мне? Я вам покажу и Барретта, и еще много чего. Вы, я вижу, человек понимающий.
– Так прямо и к тебе?
В принципе, я был не против, но, с другой стороны, хотелось пошпионить – в первый раз все-таки вышел, так сказать, на работу.
– А что такого? Или вы на самом деле шпион?
– Слушай, перестань!
Я слышал, что к нам прислушиваются. Разговоры вокруг нас стали тише, и меня накрыла душная волна чужого внимания.
– Ладно, поехали. А у тебя…
– Никого нет. Я живу одна, – сказала девчонка. – Кстати, как вас зовут?
– Боцман, – ответил я.
– А меня – Марина.
Я расплатился, и мы отправились в путь. Марина жила в двухкомнатной квартире на улице Куйбышева, в старом доме с толстыми стенами – хотелось бы назвать их «теплыми», но дом был полностью перестроен, от старого остался только фасад, поэтому стены были хоть и толстые, но холодные и бездушные.
Я не успел толком разглядеть обстановку, как Марина потащила меня в постель. Пока мы шли от ресторана до дома, я успел еще выпить пива, поэтому не особенно сопротивлялся. Марина по пути к постели включила музыку – понятно, «The Division Bell», – и мы рухнули на широкую девичью тахту.
