– Песня посвящается первому русскому космонавту, вышедшему в открытый космос. Он, кажется, до сих пор там и находится.
Певец по кличке Железный усмехнулся, его неожиданно повело вперед, и он коснулся влажными губами микрофона. Получив тонизирующую дозу статического электричества, Железный сгорбился, облепил своим телом самодельную гитару и зажужжал угрюмым русским «спид-метал». Упомянутый космонавт, доведись ему познакомиться с искусством Железного, конечно, предпочел бы возвращению на страшную Землю тихий, задумчивый космос.
«Space! – кричал Железный в зал. – Only space! My fucking space! I’m a cosmic sailor, I’m a rock-n-roll crusader! My balls are my protector, I’m a sexual selector!»
Я посмотрел на Русанова: он был занят беседой с девушкой, одетой в черный джинсовый костюм. Литератор положил пальто на одну из лавочек, расставленных вдоль стен, и что-то кричал в широко распахнутое ухо длинноволосой блондинки с тощими ногами и челюстью, напоминавшей ковш экскаватора. Вкус ко всему изящному был присущ Русанову сызмальства. Кажется, он решил вскружить девушке голову – я расслышал слова «логосфера» и «зоофилия».
Отец Вселенной стоял рядом со мной и самозабвенно тряс головой в такт ударам «бочки» – он был способен переварить все, что имело приставку «рок», даже если к року это на самом деле не имело никакого отношения. Сказать, что он получал от музыки Железного удовольствие, было бы неправдой. От нее никто не мог получать удовольствие. Это я, как профессиональный Слушатель, знал наверняка. Но для Отца Вселенной маловразумительный грохот, катящийся со сцены в зал, вовсе проходил не по разряду удовольствий: он относился к вещам ритуальным.
Народу в сарае толкалось немного – человек двадцать парней в черной коже; некоторые из них были с бритыми головами, некоторые – волосатые. Редкие девушки забились по углам с бутылками пива и тоже, как и Отец Вселенной, трясли маленькими, ухоженными головками.
– Как тебе помещение? – спросил Отец Вселенной в паузе. – Сами ремонт делали. Колхозники этот сарай совсем забросили, сносить им его лень, вот мы и прибрали его по-тихому. Днем здесь, типа, сельский клуб. Клево?
– Говно ремонт. Сквозняки сплошные, и сесть некуда, – сказал я. Отец Вселенной надулся.
Позади раздался звук смачного, со вкусом, плевка. Я не почувствовал, но услышал, как тяжелый шмат слюны шлепнулся на мою кожаную спину и, потрескивая пузыриками, пополз вниз, огибая тиснение «Умрем за попс!».
