Затем – это и вовсе уже смахивало на бред – прямо из стены вдруг вывалилась квадратная глыба тролля (её словно выдавило из сплошного камня) и врезалась в теснящихся вокруг Крона всадников, молотя по ним тяжёлыми ручищами. Неожиданный наскок не смутил орков, тотчас в дикаря полетели чернёные клинки, с шипеньем разрезая воздух.
Зарычав, Светлан усилил натиск, каждым ударом опережая противника, после кощея не казавшегося таким уж быстрым. Сил по-прежнему не хватало, взгляд застилал туман, но тело худо-бедно слушалось, хотя продолжало болеть так, что новых ран он просто не почувствовал бы. Впрочем, судьба, кажется, берегла его – до того самого момента, когда он ухитрился смахнуть бронированную голову с неохватных плеч. А в следующий миг сбоку наскочил крабопаук, бросив богатыря через треть зала в мраморную стену.
От двойного удара у Светлана перехватило дух, а тело опять сделалось ватным. Но кладенец он всё ж не выронил и сознания не утратил – богатыри вообще легче умирают, чем бухаются в обморок. Подпирая себя ногами, Светлан кое-как поднялся по стене, сквозь плавающую перед глазами муть вглядываясь в всадника, лихо мчащего к нему во весь опор и уже нацелившего в неподвижную жертву нагинату, точно турнирное копьё. Если бы орк умел, он бы, наверное, хохотал сейчас во всё горло, радуясь близкой победе, – от его литой фигуры так и разило торжеством.
«А не рано ли, собака, похваляешься?» Может, и не рано – даже скорее всего. Уж теперь их силы не равны. Впрочем, есть сила и… Сила. А последняя к Светлану уже вернулась – во всяком случае, на один умеренный выплеск её должно хватить. Или нет? Дьявольщина, если бы ещё и зрение не подводило!..
Прищурясь, он почти вслепую послал Волну, ударив крабопаука по ногам, и зверь врезался мордой в пол, круто затормозив. Зато его седок устремился дальше и, кубарем докатившись до Светлана, ошеломлённо застыл прямо перед ним. А тот не упустил момент, со всего маха вогнав клинок в точку, где ощущал чужое сердце. Без сил опустился на корточки, зачарованно следя, как бьётся огромное тело, пришпиленное к плите кладенцом. Чёрт знает: может, жрец и с такой раной сумел бы выжить – если б она была единственной. Но из жестоко рассечённого (возможно, самим Светланом) бока хлестала кровь, расплываясь в чёрную лужу, – а без крови не умели обходиться даже подручные кощея. Мало-помалу гигант прекратил дёргаться, сдавшись смерти.
«Скольких же я уложил? – думал Светлан, ворочая мысли, точно валуны. – Двоих, троих? Это не считая Мифея, уделавшего себя почти без моей помощи. Можно сказать, норму выполнил – несмотря ни на что. А как другие? Во всяком случае, они ещё живы… как будто».
