Когда Лунин объяснил, зачем он приехал, Михневич набросил на плечи тулуп и пошел показывать дачу. Лунину все нравилось - и дача, и старая мебель в ней, и то, что обедать ему придется у священника, тестя Михневича.
- А что этот граф Бешметьев? - неожиданно спросил Лунин. - Вот он меня к вам подвез... Что он за человек? Вы его хорошо знаете?
- Встречался... Человек мне непонятный, молчаливый. И, кажется, от любви голову потерявший...
- От какой любви?
- А видите ли, этот самый Бешметьев женихом считается княжны нашей, Любови Николаевны. Только что-то свадьбу все откладывают... А граф, видимо, истомился. Одним словом, знаете, довольно глупая канитель вот уж второй год тянется... А вы как же? В город вернетесь? А то, если хотите, оставайтесь здесь: на ночь вас устрою; Мисаил дачу протопит...
- Если я вас не стесню, я останусь, пожалуй, - сказал Лунин, чувствуя, что слепнет от снега и мартовского солнца.
II
Сад перед дачей весь был в сугробах, и только одна дорожка была протоптана до калитки. Утром пришел Мисаил ставить самовар и начал разговор по собственной охоте.
- Вчера видели княжну с женихом. Подъезжали к самой станции, а потом повернули - и домой. Княжна правит, а он с нее глаз не спускает. Чудная эта княжна. Второй год невестится...
Лунин ничего не ответил, но Мисаил не унимался и еще с полчаса топтался у порога, расспрашивая Лунина обо всем, о политике, между прочим: не был ли Лунин в Петербурге девятого января и не видал ли попа Гапона?1 И кто такой Каляев?2 И что теперь делается в Черниговской губернии? У него, Мисаила, под Черниговом тетка Лукерья живет, болеет ухом, но баба хорошая.
Когда Мисаил ушел, Лунин сел было работать, но вскоре встал и долго бродил по комнате, потирая руки и бормоча.
В три часа с лаем влетела на террасу собака и закружилась по ней, яростно стуча хвостом. Послышался молодой, свежий голос:
- Сверчок! Сюда! Сверчок!
Это кричала Наташа, с которой вчера познакомился Лунин.
- Борис Андреевич! Я за вами пришла.
Пошли обедать к отцу Григорию. Авдотья Павловна угощала жирными яствами и хлебным квасом. Ни водки, ни пива не было - и это даже умиляло Лунина: так он отвык от трезвой жизни.
Сам отец Григорий, старик с тяжелой седой бородой и грустными глазами, говорил мало. Зато сын его, Эксакустодиан, студент со значком общества "Громобой", затеял разговор на серьезные темы.
Говорил сердито и неуверенно:
- Войну проигрываем, потому что в войсках крамола. А в Писании сказано: "Противящийся власти, противится Божию установлению"3. Святополк-Мирский на том свете ответит за потворство бунтовщикам... А может, и здесь успеем посчитаться с либералами...
