- Лизочка, ну о чем разговор. Мы вам дадим. Для Вани же.
- Мы отдадим! Потом. Не умирать же ему сейчас - от бедности.
- Отдадите, когда сможете. У вас же у самих такие же пенсии, как наши, - с чего вам отдавать? А Степа нечаянно аванс получил.
- Отдадим, если починимся. А то бандита этого подержали временно в милиции и выпустили обратно к нам на лестницу. Может продолжать, еще не все старики перебиты. Я хожу, его боюсь, а он меня - нет. Жалобы наши ему - как людоеду капуста. Полная свобода бандитам, вот и вся новая жизнь. Ну, может, выкарабкаемся все-таки, отдадим.
- Не думай об этом. Лишь бы Ваня вылечился!
Лиза не знала, как и Иван, что у Степана Васильевича теперь твердый заработок. И хвастаться ни он, ни Валя не собирались: одно дело, когда шутили за столом, и совсем другое - реально ходить по вагонам. Это не служивую Альму спасать - на терпеливой покорной бумаге да еще большим тиражом. В материальной действительности всё иначе, чем на страницах: прочитают - расчувствуются, а узнают, что он в жизни по вагонам ходит - еще и осудят. Даже Иван, хотя и друг, - неизвестно, что станет говорить за спиной. Не со зла, а вышутит так, что все потом будут пересказывать, как про гориллу из зоопарка.
Степан Васильевич, когда врачи разрешили свидания, отправился в больницу навестить Ивана. Не только как друг, но и благодетель. Накупил и соков, и винограда в апреле: Лиза-то ему винограда не купит. А глюкоза хороша для всякого мозга, а уж для ушибленного - тем более.
Иван хотя и страдал, не утратил своего сарказма:
- Слышал? Сгоревший наш Дом писателя решили снести совсем. На фиг нужны горелые стены? Снесут, а на пустом месте построят Могилу Неизвестного Писателя.
- А кого же - туда? - растерялся Степан Васильевич.
- Ну мало ли неизвестных писателей-покойников. Надеюсь, пока еще не меня. Подберут кандидатуру на Волковом. Неизвестный писатель - это звучит грустно, но гордо. Мало-мальски известных можно шпынять по-всякому, критиковать взашей, а перед Неизвестным - шляпы долой, товарищи критики и господа литературоведы!
Иван увлекся, сел в кровати - но вдруг покраснел и рухнул обратно в подушку. Махнул рукой:
- Кровь в голову. Там у меня эта - гема-тома. Толстый том этой самой гемы. Лишней крови, значит.
Степан Васильевич ободрял друга как мог, внушал, что все рассосется и голова станет не хуже, чем прежде.
- Лучше! - почти прошептал Иван. - Бывает, от таких ударов по башке способности открываются. Ванга болгарская тоже - едва не померла сначала, зато начала потом ясновидеть. Вот и я - попробую.
