И Джошуа, стоя у стеллажа с помидорами, среди других стеллажей с тянущимися вверх растениями, сказал, что должно быть основание и что знания раскроют его.
Но их было только двое. Письмо и Джошуа, против всех остальных, против решения, принятого много поколений назад.
Нет, возразил он сам себе, не только двое, а ещё мой отец, и его отец, и отец его отца, и все отцы перед ним, которые передавали друг другу Письмо, Книгу и искусство Чтения. И он знал, что он сам, если бы он имел ребёнка, передал бы ему Письмо и Книгу и научил бы его читать. Он представил себе эту картину: они вдвоём, притаившись в каком-нибудь углу, при тусклом свете лампы разбираются в том, как из букв складываются слова, нарушая закон, продолжая еретическую цепь, протянувшуюся через многие поколения.
И вот, наконец, результат: кровать, машина и большой стальной ящик. Вот, наконец, то, к чему всё это привело.
Он осторожно подошёл к кровати, как будто там могла быть ловушка. Он пощупал её – это была обычная кровать.
Повернувшись к машине, он внимательно осмотрел её, проверил все контакты, как было сказано в Письме, отыскал шлем, нашёл выключатель. Обнаружив два отошедших контакта, он поджал их. Наконец после некоторого колебания включил первый тумблер, как было сказано в инструкции, и загорелась красная лампочка.
Итак, он готов.
Он сел на кровать, взял шлем и плотно надел его на голову. Потом лёг, протянул руку, включил второй тумблер – и услышал колыбельную.
Колыбельную песню, мелодию, зазвучавшую у него в голове, – и он почувствовал лёгкое покачивание и подступающую дремоту.
Джон Хофф уснул.
Он проснулся и ощутил в себе знания.
Он медленно оглядывался, с трудом узнавая комнату, стену без Священной Картины, незнакомую машину, незнакомую толстую дверь, шлем на голове.
Он снял шлем и, держа его в руке, наконец-то понял, что это такое. Понемногу, с трудом он вспомнил всё: как нашёл комнату, как открыл её, как проверил машину и лёг на кровать в шлеме.
Он знал, где он и почему он здесь. И многое другое. Знал то, чего не знал раньше. И то, что он теперь знал, напугало его.
Он уронил шлем на колени и сел, вцепившись в края кровати.
Космос! Пустота. Огромная пустота с рассеянными в ней сверкающими солнцами, которые назывались звёздами. И через это пространство, сквозь расстояния, такие безмерно великие, что их нельзя было мерить милями, а только световыми годами, неслась вещь, которая называлась корабль – не Корабль с большой буквы, а просто корабль, один из многих.
