Когда Хрущев посетил Америку, Аджубей на- • писал: «Москвичей будит радиозарядка, нью-* йоркцев - урок русского языка».;
Я сам в это верил, пока, к сожалению, не вы-* рос - с помощью той же Америки, преподаю- I щей болезненный урок безразличия. Не только» к нам, ко всем без исключения. Переводы со-* ставляют всего три процента от всех выходя-; щих в стране книг. Да и их читают, чтобы уз- • нать, за что иностранцы любят или - чаще - не* любят американцев. Америка ведь тоже самодо- j статочна и эгоцентрична. Она тоже окружена» зеркальными стенами. Ей тоже все равно, о чем; говорят по ту сторону, если говорят не о ней. • А между двумя не замечающими друг друга дер- I жавами толпимся мы, ненужные свидетели уни- j жения, твердо знающие, что Киркоров завоюет I Голливуд только тогда, когда прилетит в Лос-* Анджелес на летающей тарелке.
З
а Достоевского я взялся, когда узнал, что Саддам Хусейн читал его перед арестом. Меня волнуют книги, к которым обращаются в минуты кризиса. Американцы обычно выбирают Библию, но это мало о чем говорит, потому что у многих, чему я иногда завидую, иных книг просто нету.
Другое дело - мой друг Пахомов, который взял с собой в больницу Ветхий завет, чтобы хоть перед концом понять насоливших ему евреев. Операция, впрочем, прошла успешно (для Пахомова, не евреев).
Не зная, какой роман отвлек Хусейна от последних минут свободной жизни, я остановился на «Бесах» - на «Идиота» Саддам был никак не похож.
Последний раз я читал «Бесов», когда был не старше Ставрогина. Теперь мне столько же лет, сколько было автору. Ровесников всегда читать интересней, но в юности их слишком мало, да и в старости немного, особенно - среди соотечественников. Так что приходится торопиться, на что Достоевский, собственно, и рассчитывал. Медленно его читать нельзя - как Акунина.
Книга ввергла меня в столбняк. Она была явно не о том, о чем мне всегда казалось. В пору юного инакомыслия у нас все знали, кого имел в виду Достоевский, но когда Политбюро исчезло, роман перестал быть пророческим. Бесы у Достоевского все-таки с направлением - идеалисты, готовые развалить державу, упразднив Бога. По-моему, в наше суровое время уже не осталось людей с такими широкими и непрактичными интересами. Разве что - Жириновский, но и он дает интервью «Плэйбою» за деньги.
Растеряв политическую актуальность, роман скукожился до детектива - с туманными мотивами и пейзажами: «Низкие мутные разорванные облака быстро неслись по холодному небу: очень было грустное утро».
