28.I.58
Тусенька больна. Она уже у себя, на новой квартире. Какое-то, видимо, обострение диабета. Много лежит; с трудом поднимается и ездит к С.Я. читать корректуру. У нее чинят мебель. Ей худо, но об отъезде в санаторий слышать не хочет. "Надо кончить корректуры, надо кончить устраивать свой дом".
17.II.58
Тусе немного лучше. Она уже встает и совершает всяческие безумства: ставит книги в шкап и читает корректуры.
15. VII.58
Вечером, измучившись жарой, я поехала к Тусе посидеть на балконе. Все-таки у нее окраина, воздуху больше.
Тусенька сидела в складном кресле, а я на скамеечке, у ее ног. Глубокий колодец двора - и такое утешение хоть издали, хоть за крышами домов видеть зеленые деревья. Туся сначала была веселая, рассказывала мне, что делается у соседей.
- Вот Шаров пришел на кухню... Он в пижаме... Вот он открывает шкапчик... достал графин... вот разбавляет водой... А чаще он пьет, не разбавляя... Третья рюмка... Теперь он уходит, держась за стену...
Но окончился вечер слезами.
- Вот на тот балкон, - сказала мне Туся, - по утрам выносят кресло, и потом я вижу закутанную маленькую старушку... Я бы тоже устраивала маму на балконе...
Голос дрогнул, и она заплакала - на минуту.
- Если бы вы знали, Лидочка, как ясно я вижу их обоих - маму и Соломона Марковича. Иногда это воспоминание: вспоминаю улыбку, движение руки, волосы. А иногда это уже не воспоминание только, а виденье: я вижу их в самом деле. И тогда я говорю с ними, все им рассказываю.
3.I.59
Сегодня наконец я выбралась в Боткинскую к Тусе.
В больнице (и в тюрьме) время течет совсем не так, как на воле. И это странным образом чувствуется не только внутри корпусов, но даже пока идешь по двору. "Тут каждая минута протекает тяжелых полных шестьдесят секунд".
Тусю я застала в нехорошем духе, какую-то непохоже на себя тревожную, раздраженную. Один раз у нее даже оборвался голос слезами.
Она увела меня из приемной в большую пустую проходную комнату, где горела елка, и мы остались вдвоем. Туся сказала мне, что ее не только не лечат, но даже почти и не исследуют. Та докторша, ради которой она сюда согласилась лечь, работает в других палатах и по этому случаю не обращает на Тусю никакого внимания, хотя и обещала Самуилу Яковлевичу заняться ею. Туся уверяет, что ей здесь стало гораздо хуже, чем было дома.
- Питание хуже и не спите? - спросила я. - От этого?
- Нет, от больничных безобразий. Я не могу переносить зрелище больничных безобразий. Не относительно меня, а других.
