Два человека в больничных пижамах стояли вдоль стеночки по стойке «смирно» и, как только мы поравнялись с ними, отдали честь.
— И так каждый раз, — хихикнул мальчишка. — Нам на второй этаж.
Коренастый мужчина открыл нам дверь, сваренную из металлических прутьев, и пропустил внутрь.
— К Кондратьевой?
Вежливость и расторопность персонала несколько удивляли. И это в режимном отделении, где любое существо, идущее, ползущее или скачущее не по форватеру, немедленно ощущало на своем теле некое воздействие, производимое санитарами. Похоже, папа Саши подмазал здесь всех и каждого, иначе никто бы здесь перед нами, а скорее перед моим маленьким спутником не расстилался.
Мы пошли по длинному пустому коридору, только один раз навстречу попалась медсестра, ведущая под руку молодого иссохшего патлатого парня.
На этаже было тихо. В отличие от обычной больницы здесь не было ни громко разговаривающих пациентов, ни старающихся перекричать их врачей, не было праздношатающихся посетителей и мечущихся медсестер, разыскивающих уклоняющихся от процедур больных.
— У нас до четырех тихий час, поэтому старайтесь не шуметь, — попросил санитар, открывая перед нами дверь пятой палаты.
В небольшой комнате стояло восемь кроватей. Все были заняты. Я обратила внимание на то, что некоторые пациентки были просто привязаны к койкам. Из дальнего угла послышался стон. Я постаралась не обращать на это внимания. Саша подошел к неподвижно лежащей молодой исхудавшей женщине.
— Мама, — позвал он, и больная тут же резко открыла глаза.
— Ты пришел, сынок.
Взгляд ее был пустым. Она посмотрела ему за спину.
— Кто это? — спросила женщина вполголоса.
— Это тетя Таня, она хочет с тобой поговорить.
Я подошла поближе и, поздоровавшись, опустилась на стул.
— Кто вы?
Женщина была явно физически истощена. Скулы выпирают, щеки ввалились, подчеркивая остроту носа. Но при этом она совершенно не выглядела сумасшедшей, и это радовало.
Я знала от Саши, что лежит она здесь уже десять дней. Похоже, лечение шло ей на пользу.
— Я частный детектив, Татьяна Александровна Иванова.
Искорка изумления и растерянности промелькнула в ее начавшем проясняться после сна взгляде. Женщина посмотрела на сына.
— Лена, — представилась она. — Он что-то натворил? — Больная села, поджав под себя ноги, обняла и поцеловала сына.
— Ничего, просто рассказал, как мог, вашу историю.
Она не сумасшедшая, она совсем не сумасшедшая. Это хорошо.
— Я не заметила, как постепенно опустилась на дно, — начала было она свое грустное повествование, но тут же запнулась. — Что вы собираетесь предпринять?
