Вот какой великий почет был в ту пору оказан слову: за него убивали.
...На могилах погибших, сказала я, должна вырасти не новая казнь, не казнь их губителей, а ясная мысль. Какая же? Может быть, эта?
Уж раз мы выжили...
Ну что ж,
Судите, виноваты!
Все наше: истина и ложь,
Победы и утраты,
И срам, и горечь, и почет,
И мрак, и свет из мрака...
Нет, не эта. Рассуждение соблазнительное, но принять его нельзя. Оно служит запутыванию клубка, а не попытке его распутать. Истина и ложь не близнецы, и никому не удавалось быть мраком и светом зараз. В каждом конкретном жизненном положении кто-то светил, а кто-то гасил свет. И хуже: кто-то был злодеем, а кто-то жертвой.
Мы были молоды, горды,
А молодость - из стали,
И не было такой беды,
Чтоб мы не устояли,
И не было такой войны,
Чтоб мы не победили.
И нет теперь такой вины,
Чтоб нам не предъявили.
Здесь две неправды. Во-первых, такая беда, перед которой мы не устояли и от которой не спасли страну, была. Имя ей - сталинщина. Это раз. Что же касается вин, которые теперь будто бы кто-то, где-то, кому-то предъявляет, то хотелось бы знать: кто, где и кому? О винах, предъяв-ленных сегодня нашему вчера, что-то не слыхать... Приняли, подхватили:
Да, все, что с нами было,
Было!
И глубже ни шагу.
А между тем изо всего, что "с нами было - было", естественно, растет ясная простая мысль. Она известна всем с изначальных времен, но нам придется воспринять и усвоить ее заново. Столе-тие назад Герцен изо дня в день повторял ее в "Колоколе": без свободного слова нет свободных людей, без независимого слова нет могучей, способной к внутренним преобразованиям страны. "Громкая, открытая речь одна может удовлетворить человека", - писал Герцен. "Только выгово-ренное убеждение свято", - писал Огарев. Молчание же для них - синоним рабства, "склонение головы". Герцен писал о "сообщничестве молчанием". "Немота поддерживает деспотизм".
Судебные процессы последних лет - и последних месяцев - вызвали среди людей разных возрастов, разных профессий громкий отпор. В нетерпимости к сегодняшним нарушениям закона сказывается наболевшее негодование людей против самих себя, какими они были вчера, и против вчерашних тисков. За молодыми плечами нынешних подсудимых, нам, старшим, видятся верени-цы теней. За строчками рукописи, достойной печати и не идущей в печать, нам мерещатся лица писателей, не доживших до превращения своих рукописей в книги. А за сегодняшними газетными статьями - те, вчерашние, улюлюкающие вестники казней.
