Венус превосходно показал эту дегенерирующую романтику и безнадежный апломб российского белого офицерского корпуса: бок о бок с обладателями малиновых бархатных знаков отличия идет в атаку в одних носках - сапоги украли свои же! - герой романа, прапорщик-дроздовец. И никто его драных носков не замечает. Да что не замечает - не видит! Плевать они все хотели на грубую существенность жизни! Они сохраняют к ней "поэтическое отношение"! Пишут что-то вроде: "Вы с крестом, а я с мечом разящим..." XX век уже разошелся вовсю со своими пулеметами, бронепоездами и танками, а у них все еще "разящие мечи". Для них "Деникин и Фенимор Купер - одно и то же".
Но что особенно верно подмечает Венус, так это то, что от подобного ослепляющего душу романтизма один шаг до самой варварской жестокости: "...после боя с конницей Жлобы вспомнил я еще раз стихи юнкера. Было это в середине июня. Степь дымила желтой пылью. Молодой хорунжий с шашкою в руке расправлялся с кучкою пленных. Когда наша подвода подъехала ближе, я узнал в нем бывшего юнкера Рыкова" (того самого сочинителя стихов)...
Впрочем, жестокостей хватало с обеих сторон. Есть несомненная правда и в словах подпоручика Морозова о красных: "...и когда те, что теперь за фронтом, стали дешево расценивать и жизнь, и человека, я назвал их врагами". Это почти то же самое, что запишет вскоре в дневник Александр Блок: "Чего нельзя отнять у большевиков - это их исключительной способности вытравлять быт и уничтожать отдельных людей. Не знаю, плохо это или не особенно. Это - факт".
И все же какая-то надежда, свидетельствует Венус, сохранялась и в белом стане. "...И пусть белый не станет красным, а красный белым,- записывает в дневник подпоручик Морозов. - Но годы гражданской войны откроют наконец наши глаза и белый увидит в красном Ивана, а красный в белом - Петра".
Надежда эта оказалась тщетной: в годы гражданской войны глаза противников не раскрылись, и по "Войне и людям" возникает ощущение, что расстрелянных и повешенных в это время (взятых в плен, заложников и просто людей, не желавших участвовать в бойне) было больше, чем убитых в боях. Достаточно в "Войне и людях" обратить внимание на поручика Горбика, на число его личных жертв.
Но, может быть, самое страшное впечатление от гражданской войны в прозе Венуса производит даже не количество уничтоженных Горбиком людей, а один образ - погибшего среди русских просторов красноармейца из рассказа "В зимнюю ночь": "Папаха, залитая кровью, примерзла к его волосам. Кровь стекла и в глазные глубокие впадины,- она замерзла в них черными круглыми плашками".
