— У тебя есть сигареты? — подумав, спросил он. — Мои на кухне.
Я дала ему закурить и закурила сама.
— Вообще-то я здесь не курю… — он с сожалением оглядел «музей», словно прощаясь с ним, махнул рукой и достал из одного из ящиков блюдечко, которое заменило нам пепельницу. Помолчал. А потом неожиданно предложил:
— Если хочешь, я расскажу тебе все сначала.
— С какого начала? — не сразу поняла я.
— С самого.
— Попробуй.
— А не пожалеешь? Это страшная сказка.
— Не думаю.
— Ну, как знаешь. Мое дело — предупредить…
И он поведал мне историю своей страсти.
* * *
Не могу назвать его рассказ таким уж страшным. Чаще он вызывал у меня отвращение. Но местами поднимался до настоящей трагедии. Именно страсть владела «героями», и все их действия были продиктованы ею.
Наш разговор продолжался почти до утра, и мои друзья несколько раз с тревожными лицами заглядывали в комнату, чтобы убедиться, что мне ничего не угрожает. Начиная с какого-то момента их глаза приобрели некий яркий блеск, и я поняла, что они добрались до хрусталевского коньяка. Но я не осуждала их. Сидеть всю ночь на чужой кухне без дела — занятие не самое веселое. А уйти без меня они не могли.
Когда мы садились в машину, на небе уже загоралась заря, а когда подъезжали к моему дому — было уже совсем светло. По пути я купила в работающем круглосуточно ларьке две бутылки водки, и не только потому, что хотелось отблагодарить этих замечательных парней. Мне и самой был необходим допинг, чтобы смыть с души тот противный липкий осадок, что остался после хрусталевского рассказа.
За столом мы говорили о чем угодно, только не о событиях прошедшей ночи. Эдуард смешил нас до слез и пел свои лучшие песни. Потом я уложила их на свою кровать, а себе постелила в соседней комнате на диванчике. И несмотря на бессонную ночь и приличную порцию алкоголя, долго не могла заснуть, вертелась с боку на бок. А заснув, проспала до самого обеда.
Мои цирковые друзья не стали меня будить и ушли за пару часов до моего пробуждения, оставив трогательную и смешную записку.
Вот, собственно, и вся история.
Мне не хотелось бы пересказывать то, что услышала от Хрусталева, потому что ничего принципиально нового из его исповеди я не узнала. О многом догадалась и без него, а какие-то вещи просто не хочу вспоминать.
Хотя нет, кое-что все-таки я узнала именно от него. И это кажется мне важным.
Впервые увидев Светлану, Хрусталев сразу же решил ее погубить. Он приложил все усилия, чтобы произвести на нее впечатление, и, надо сказать, в этом преуспел.
