Только через несколько минут остолбенелого стояния на пороге я начала понимать, что она не живая. Только не в том смысле, что она была мертвая.
Она никогда и не была живой.
Это вообще был не человек.
Тот, кто побывал в музее восковых фигур, легко представит мое замешательство. Потому что восковую куклу при неярком освещении запросто можно спутать с живым человеком. А в комнате были приспущены шторы и царил полумрак.
Это была именно кукла, но изготовленная с таким мастерством, что вполне бы могла экспонироваться в знаменитом заведении мадам Тюссо. И не посрамить его.
Но я еще не сказала самого главного — тело у нее было женское, а голова…
Мне стало совсем не по себе, когда я это сообразила. Голова у нее была хрусталевская.
— Что за нелепая фантазия? — произнесла я громким голосом, словно пытаясь отогнать наваждение.
И в ту же секунду поняла, что это не странный монтаж. У куклы был живой прообраз. Имевший такое тело и именно такое лицо. Потому что это было не лицо Александра Хрусталева, а лицо Александры Хрусталевой. Судя по восковой копии, брат с сестрой действительно почти не отличались друг от друга.
Преодолев почти суеверный страх и приблизившись к кукле вплотную, я разглядела, что она выглядела значительно моложе теперешнего Хрусталева. И в ее лице не было ничего мужского.
Сестра «красавчика» действительно была красавицей, без всякого преувеличения. И то, что в ее братце воспринималось как излишняя смазливость и даже слащавость, в девушке было уместным и очаровательным.
Светлана тоже была красива, но явно уступала первой жене Вениамина.
Оправившись от первого потрясения, я вновь обрела способность ориентироваться в пространстве и огляделась по сторонам.
По стенам висели те самые плакаты и фотографии, отсутствие которых на кухне так удивило меня. И на каждом из них в том или ином виде присутствовала Александра Хрусталева, сестра-двойняшка и бывшая партнерша хозяина квартиры.
Через некоторое время я убедилась, что единственную в квартире комнату он превратил в музей своей сестры, уступив «покойнице» жилую комнату, а сам в качестве жилого помещения удовольствовался кухней. И уже в этом была если не патология, то какая-то ненормальность. А то, в каком виде был выставлен главный экспонат музея, заставляло усомниться, что сюда допускались посторонние.
Я далеко не ханжа, но мне бы не хотелось, чтобы после моей смерти кто-то увековечил меня в подобном «неглиже с отвагой». Макет красавицы Александры запечатлел ее в позе, способной вызвать скорее желание, нежели благоговение к покойной. И вполне мог бы занять достойное место на выставке эротического искусства или украсить собой витрину фешенебельного публичного дома.
