Я схватила руку Александра Ивановича и попробовала нащупать пульс.
— У него мог быть сердечный приступ! — сказала я. — Пульс не прощупывается!
В комнату, расталкивая собравшихся, ворвался Федоров.
— Мы вызвали «Скорую помощь», милицию! Что будем делать со спектаклем?
Директор театра покачал головой:
— Наверное, придется отменять. Премьера провалилась.
— Надо же, столько зрителей собралось.
— Забудьте про спектакль. Человек умер, — мрачно произнес Финдельман.
Я сдернула с лица Пономаренко смеющуюся маску. Глаза Александра Ивановича были безжизненны. Я снова попыталась нащупать пульс. Может быть, ему еще можно помочь? Чудес не бывает, но если попробовать?
— Помогите мне…
Трое мужчин осторожно сняли тело со стула и уложили на пол.
— Надо подложить что-нибудь под плечи.
Федоров беспомощно завертел головой.
— Сдергивай портьеру! — кивнул Марк Израилевич.
Администратор потянул на себя ткань, украшавшую стену гримерной. Послышался звук разрываемой материи, и огромный кусок оказался в его руках. Воздух наполнился удушливой пылью, сохранившейся еще с девятнадцатого века.
— Откройте же окно! — рявкнул директор.
Федоров тут же бросился исполнять.
Вскоре свернутый валик был подложен под плечи Александра Ивановича, голова повернута набок.
Я сложила руки ладонь на ладонь и принялась делать ритмичные нажимы на грудную клетку. Собравшиеся внимательно наблюдали за этой процедурой.
Прошло минут десять. Я вся взмокла, но Пономаренко не подавал признаков жизни.
— Приехала бригада «Скорой помощи»!
В гримерную в сопровождении администратора Федорова вошли два врача в белых халатах. В руках одного из них был квадратный черный чемоданчик, другой с трудом нес какой-то замысловатый аппарат.
Врач нагнулся над телом и принялся прощупывать пульс.
— Какие-нибудь меры принимали?
— Пытались сделать массаж. Или как это называется…
— Прошу всех выйти!
Толпясь и натыкаясь друг на друга, собравшиеся стали выбираться из гримерной. Я не торопилась уходить. Бросив взгляд на гримерный стол, я увидела лежавшую на его поверхности газету бесплатных объявлений, сложенную вдвое. По-моему, до начала мероприятия ее не было! Или я ошибаюсь? Да нет, точно. Я бросала кубики на столе, и никаких газет не лежало.
Я схватила газету со стола, словно это была моя собственность, к тому же представлявшая большую ценность.
— Скорее! Выходите!
Дверь закрылась.
— Скоро милиция прибудет? — спросил Финдельман.
