Первое, что мы услышали, выйдя на улицу, были звуки страстного аргентинского танго. Они доносились из соседнего коттеджа, и, зайдя туда, мы обнаружили всю честную компанию во главе с Шуриком. Наши вечерние платья в сочетании с его маскарадным костюмом создавали атмосферу черноморского кафе-шантана двадцатых годов. Шурик перевоплотился душой и телом, и ничто в нем не напоминало теперь того благообразного господина, что поразил мое воображение сегодняшним утром.
Клетчатые панталоны со штрипками, начищенные до блеска штиблеты, жилетка на голое тело и канотье вполне соответствовали его теперешним манерам, походке и сильному южному акценту.
Я убедилась, что театр потерял в его лице не только прекрасного режиссера, но и великого актера.
Вестибюль, украшенный по такому случаю неизвестно откуда взявшимися пальмами в кадках, был уставлен столиками на тонких ножках. Лестница на второй этаж, усилиями Шурика превращенная в некое подобие сцены, освещалась цветными прожекторами на высоких штативах. Все это, вместе взятое, напоминало теперь съемочную площадку. В воздухе стоял запах вина в смеси с сигаретным дымом и чесночным соусом. Видимо, и он был заранее «срежиссирован».
По общему мнению, Шурик был сегодня в ударе. Он выскакивал на сцену и произносил импровизированные монологи, танцевал со всеми по очереди и рассказывал еврейские анекдоты:
— Сара, вы потеете под мышкой?
— Во-первых, не под мышкой, а под Мойшей, а во-вторых, кому какое дело, под кем я потею! — произносил он уморительным голосом и тут же сбегал со сцены, приглашал кого-то танцевать или разливал по рюмкам вино и наливки, в изобилии присутствовавшие на столах.
Музыка становилась все громче, анекдоты Шурика все задористее. Девицы хохотали до слез и наперебой целовали своего единственного ухажера. Дым шел коромыслом!
Ужин затянулся до глубокой ночи.
Утром у меня болела голова, а от хореографических упражнений я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
«Вот и поделом тебе! На старости лет в проститутки подалась», — мысленно издевалась я над собой.
Я вылила в стакан остатки апельсинового сока и с наслаждением сделала несколько глотков.
За окном заливались птицы, кремовые шторы на окнах шевелил утренний ветерок.
В комнату вошла помолодевшая со вчерашнего дня баба Маша, на сей раз в светло-голубом халате.
— Доброе утро, моя хорошая, — сказала она неизменно приветливым голосом. — Как спалось на новом месте?
— Лучше не бывает, — мрачно ответила я.
