Кэлен знала, что это ложь, но сердце её отказывалось принимать правду.
Худенькая рука скользнула по руке Кэлен. Должно быть, девочке казалось, что она прикасается к духу подземного мира. Даже если она и увидит Кэлен, она забудет увиденное раньше, чем разум ребёнка успеет это осознать. Точно так же, слова Кэлен испарятся из её памяти, прежде чем она поймёт их. Никто не помнил о существовании Кэлен уже через мгновение после встречи с ней.
Кроме Орлана. А он теперь был мёртв.
Кэлен крепко обнимала испуганную девочку и не знала, кому из них это нужно больше. Всё, что сейчас она могла сделать, это держать ребёнка подальше от того ужаса, что обрушился на её родителей. Девочка бешено извивалась в руках Кэлен, пыталась вырваться с таким отчаянием, словно её держало кровавое чудовище, которое намеревается её убить. Кэлен очень не хотелось пугать её еще больше, но позволить ребёнку выйти в зал, было бы гораздо хуже.
Снова вспыхнула молния, обратив внимание Кэлен на окно. Оно было достаточно большим, чтобы вылезти в него. На улице темно, сразу позади зданий начинается густой лес. У неё длинные быстрые ноги. Она сильная. Она знала, если решиться, в несколько минут можно выскочить из окна и укрыться в лесу.
Но прежде она уже пробовала сбежать от сестёр. Она уже знала, что ни ночь, ни лес не смогут укрыть её от женщин, обладающих чёрным даром. Стоя на коленях в тёмной кладовой Кэлен начала дрожать при одной только мысли о побеге. Даже мысли об этом оказалось достаточно, чтобы лоб её покрылся капельками пота от страха, ведь эта мысль может освободить наложенное на неё заклятие. Голова начала кружиться при воспоминании о прошлых попытках побега и о муках, которыми она за это расплатилась. Она не могла, просто не могла вынести это снова. Ни ради чего.
Бежать от сестёр невозможно.
Глянув вверх, она увидела тёмную тень сестры, что спускалась по лестнице.
— Улиция, — позвала та голосом сестры Цецилии. — все комнаты наверху пусты. Там нет ни одного постояльца.
Сестра Улиция в зале прорычала проклятие.
Тень сестры Цецилии сползла по лестнице и заполнила дверной проём, подобно самой смерти, окидывающей пристальным взглядом мир живых. Снаружи кричала и рыдала Эмми. От боли и ужаса она никак не могла ответить на вопросы, которые громко и отчётливо задавала сестра Улиция.
— Ты же не хочешь, чтобы твоя мама умерла? — спросила от двери сестра Цецилия, и в голосе её не было ничего, кроме мертвенного спокойствия.
