— Понимаешь, Таня, там, где ювелиры, — либо золото, либо камни, то есть огромные деньги. А где деньги — там всякая мафия. Охота тебе связываться-то?
— С мафией я уже тоже контактировала, — сообщила я безмятежно, — опыт работы у меня с ними есть.
Он вздохнул, понимая, что меня не перевоспитаешь. Такой вот я уродилась. Мы попрощались. Он остался со своими грабежами, разбойными нападениями и бытовыми преступлениями, а я рванула навстречу жизни, полной романтики и приключений. А именно — в сторону личной мастерской лучшего ювелира города Тарасова, да и не только, лауреата международных выставок Геннадия Багрова, который, к слову сказать, только что вернулся из Парижа со своей персональной выставки. И что я не вышла за него замуж, когда он об этом просил? Жила бы сейчас… Но так как последние четыре года он больше руку и сердце не предлагал, а сама я воспитана в добрых викторианских традициях, когда делать это самой считалось верхом неприличия, пришлось оставить его в качестве друга, что вполне меня устраивало, и не мечтать о большем.
Так уж мы, честные девушки, устроены — сначала откажем приличному жениху, а лет через пятьдесят пожалеем от души.
* * *
Мой звонок его обрадовал, и уже через час мы мирно распивали в его суперсовременной мастерской безалкогольное вино, и я любовалась тем, как он делает потрясающие вещи из простого стекла. Генка был стекольным маньяком. Он стремился доказать всему миру, что из стекла можно создать более совершенные вещи, чем из дорогих камней. Он шел на всевозможные ухищрения, и ему это удавалось. В данный момент у меня в руках был кулон, в котором каким-то непостижимым для меня образом Генка умудрился создать трехмерное пространство, в глубине которого почти незаметная приоткрытая дверь позволяла увидеть невесомую и хрупкую женскую фигурку. Все это мистическое великолепие сопровождалось игрой бликов на безукоризненных гранях стекла.
Я даже спрашивать не стала, что это, прекрасно понимая, что мне ответят.
Я просто улыбалась, потому что этот кулон дарил ощущение покоя и света. Такого эффекта я достигала только с помощью долгого и планомерного ухода от реальности, дабы немного привести в порядок чувства и ринуться в жизнь с новыми силами. У кого-то для этих целей служат медитации, но мне ближе был другой способ — молитва.
— Как это называется? — спросила я, выходя из состояния отрешенности.
— «Молитва», — ответил он. — Вообще художник называет свое творение обычно так, как он чувствует. Знаешь, Танечка, можно написать диссертацию о парапсихологических свойствах творчества. Иногда ты что-то создаешь и удивляешься, что это сбывается. А это просто ты интуитивно ухватил нить будущих событий и придал своему творению черты того, что случится. Эту девушку я потом встретил, и она стала моим ангелом-хранителем. Моей Молитвой. Но сначала она появилась вот здесь. Каким образом я придал этому силуэту ее черты? Бог знает…
