Взаимоотношения в клубе лидеров государств были того же плана — вначале происходила содержательная работа «семерки», готовилось и принималось большинство важнейших документов. На заключительный прием пищи приглашался российский президент, коллеги заслушивали его информацию по состоянию реформ в стране, задавали вопросы, и встреча торжественно завершалась. По такой схеме происходили встречи «семерки» с Борисом Ельциным. Эта же процедура была распространена и на Владимира Путина. Так прошла и первая встреча клуба с участием Путина на Окинаве в Японии в июле 2000 года. Участия в совместном обсуждении общих для «семерки» проблем представители России не принимали.
Став шерпой и познакомившись с этой ситуацией на деле, я определил для себя, что продолжение сидения на том «приставном стуле», на котором Россия находилась в течение десяти предшествующих лет, является делом неприемлемым и совершенно нетерпимым. Решил, что стране надо получать полноправное членство в «восьмерке».
Причин для этого было несколько. Во-первых, в 1990-е годы было невероятно стыдно наблюдать, как очередной российский представитель, возвращаясь с международной встречи, рассказывает отечественным журналистам о том, что «вот теперь, наконец, мы полностью вошли в «восьмерку»». Знакомство же с мировой прессой никаких иллюзией не оставляло — слова российского представителя были дешевой пропагандой для внутреннего потребления, за рубежом все без исключения продолжали называть клуб «семеркой» — G7 (Group of Seven). Во-вторых, я считал, что участие в работе клуба на условиях «приставного стула» было унизительно и для нашей страны. В-третьих, был уверен, что по многим содержательным вопросам, обсуждаемым «семеркой», Россия способна внести содержательный вклад. В-четвертых, расценивал полноценное участие в работе «восьмерки» как дополнительный прорыв «железного занавеса», унаследованного от прежней эпохи, как ликвидацию многолетней международной изоляции России, как обучение работе российских представителей и специалистов в рамках международного общежития.
Наконец, был еще один набор соображений. Дело в том, что успех перехода в 1990-е годы целого ряда посткоммунистических стран Центральной и Восточной Европы от централизованной экономики и политического авторитаризма к рыночной экономике и демократии многими наблюдателями объяснялся в том числе и участием этих стран в таких мобилизующих процедурах, как потенциальное членство в Европейском союзе и НАТО. То есть обе эти организации выступали для этих стран в качестве своеобразного маяка, на который следовало ориентироваться, в качестве важных институциональных образцов высокоразвитых западных стран, к стандартам которых следовало приближаться.
