Если бы Шуман вел дневник | страница 6
В эти годы молодой Шуман часто бывал в доме своего дяди, в «приюте радости, веселья и музыки», в первую очередь классической камерной музыки. Возможно, именно здесь он впервые услыхал песни Шуберта. Впечатление, которое они оказали на него, было неописуемо. На какой-то период все другие композиторы поблекли; остался только Шуберт. Шуман, как завороженный, обходит библиотеки, нотные магазины, дома знакомых в поисках произведений Шуберта. Он тут же, с одним из своих приятелей, Флехзигом, разучил «Полонез» Шуберта, и они без конца играли его в четыре руки. И когда Флехзиг, как более слабый пианист, игравший партию левой руки, ошибался, Шуман беспощадно бранил его. Смерть Шуберта (19 ноября 1828 года) на долгое время погрузила Шумана в глубокую депрессию. Получив печальную весть, он провел ночь без сна, в рыданиях. Наряду с Жан Полем музыка Шуберта была для 18-летнего гоноши самым глубоким, повлиявшим на всю его жизнь впечатлением.
Отец Шумана отказывается от своих планов видеть сына литератором, и, несмотря на неудовольствие жены, считавшей судьбу музыканта весьма ненадежной, решает на следующий год отправить сына учиться к композитору Карлу Веберу. Однако Вебер тем временем уехал в Англию и больше не вернулся на родину. В Лондоне его настигла смерть.
А 10 августа 1826 года умер и отец будущего композитора, Август Шуман. Планы его остались неосуществленными.
Роберт был уверен в том, что его призвание-искусство, но еще сам не знал, чему посвятить свою жизнь – литературе или музыке. Он пишет об этом в дневнике:
«Я еще сам ясно не знаю, что представляю собой. Фантазия, я считаю, у меня есть, и никто мне в ней не отказывает. Я не глубокий мыслитель, я никогда не могу логически проследить до конца нить мысли, которую, быть может, завязал неплохо. Поэт ли я – потому что стать им нельзя никогда – пусть решат потомки».
На двойственность художественной натуры Шумана указывает и название одного из последних его гимназических сочинений: «О внутреннем родстве поэзии и музыки». После окончания гимназии его мучает вопрос о выборе профессии. Юриспруденция, заняться которой уговаривает его мать, отталкивает его «холодными, как лед, определениями», к медицине он не чувствует призвания, теология ему чужда. Он чувствует себя одиноким и беспомощным, и напрасно день за днем ведет убийственную борьбу с самим собой, в течение долгих месяцев все же не может прийти ни к какому решению. Шуман чувствует, что закончилась первая большая глава его жизни.