— Спасибо, я уже позавтракала, — попыталась я отказаться, но он и слушать ничего не захотел.
— У нас пища простая, деревенская, Машкины предки исправно подкидывают, так что никакие возражения не принимаются.
И он потащил меня на кухню, где на деревянном полированном столе были выставлены закуски: сало, холодец, винегрет, разломанная на части копченая курица, сметана с воткнутой в нее ложкой. Усадив меня на табурет, он пошел одеваться. Когда он вошел на кухню в синем махровом халате, Мария водрузила в центр стола большую сковороду с жареной картошкой. Отказываться было бесполезно.
После завтрака Мария осталась мыть посуду, а мы с Генкой вернулись в гостиную.
— Вообще-то я догадываюсь, зачем ты пришла, — с серьезным видом сказал Генка, когда мы сели на диван, — по поводу Груши?
— Ты не ошибся, — подтвердила я и, довольная тем, что смогу обойтись без предисловий, спросила: — Ты слышал, как Беркутов позвал на помощь?
— Слышал, но сперва не понял, в чем дело, и поэтому не сразу пришел.
— В душе был еще кто-нибудь, кроме тебя?
— Нет, — быстро ответил Генка, — я был один.
— В соседних кабинках тоже никого не было?
— Вроде нет, — пожал он плечами, — я бы услышал.
— А вот Говоркова сказала, что она в это время тоже была в душе.
Его глаза беспокойно забегали.
— Нет, навряд ли. Там особенно не спрячешься.
— Вспомни хорошенько, откуда ты пришел в душ?
— Тут и вспоминать нечего, прямиком из комнаты отдыха.
— А Верещагин сказал, что минут за десять до крика Беркутова он, возвращаясь из туалета, слышал в душе женский смех.
— Наверное, ему показалось.
— Может быть, — недоверчиво посмотрела я на Шубина, заметив, что на его лице появилось напряженное выражение. — Значит, с того момента, как ты пришел в душ, туда больше никто не заходил, так?
— Ну, так…
— А может, туда все-таки кто-то заходил, например, Купцова?
— Что ты имеешь в виду? — он растерянно смотрел на меня, а потом, не выдержав моего испытующего взгляда, опустил глаза.
— Послушай, Гена, мне ведь все равно: было у вас там чего или не было — я не из полиции нравов, но у меня есть предположение, что ты был в душе не один.
— Ты что?! — Шубин вытаращил глаза.
— Ничего. Видишь ли, Геннадий, если ты утаиваешь от меня, что был не один, возможно, у тебя еще есть что скрывать.
Глаза Генки полезли на лоб, он тяжело и быстро задышал и бросил испуганный взгляд в сторону кухни.
— Тс-с! — он приложил указательный палец к губам. — Ладно, только ты не шуми! Если хочешь знать, ничего у нас не было, вернее, мы ничего не успели, — с надутыми губами и обидой в голосе тихо сказал Шубин.
