Спички, естественно, нашлись на газовой трубе. Двухконфорочная плита – он эдаких монстров и не видывал – сердито пыхнула. Дан молча хозяйничал, исподволь приглядывая за пленницей. Она неспешно, с робким удовольствием, обходила тесную комнатенку, осматривала каждый предмет. Долго вглядывалась в лакированную когда-то дверцу гардероба, присела погладить ладонью жуткий красно-зеленый ковер и в итоге обмерла перед паукообразной люстрой, потрагивая бирюльки и блаженно жмурясь. Напряжение отпустило ее внезапно и полностью, исчезла упругая подобранность движений, лицо смягчилось и словно перелепилось наново – мягкий рот, улыбающиеся уголки глаз. Он уже успел заметить, как быстро, бурно свершаются ее метаморфозы.
Оборотень, одно слово!
Она ухитрилась поймать его скользящий воровской взгляд, улыбнулась открыто.
– Искры! Смотри, пляшут!
И потухла, как очнулась.
– Подойди, – строго приказал он, чувствуя себя дураком-тираном и плавно от этого закипая. – Еще раз спрашиваю: откуда ты пришла и зачем?
В ответ – лишь пожатие плечами и короткая вымученная улыбка.
– Сядь!
Она послушно опустилась на стул, сложила ладошки между коленей. Дан тяжело, неотрывно взирал на нее, давя взглядом, и облик оборотня поплыл, будто размягченный пластилин в сильных пальцах, сохраняя узнаваемость черт и все-таки неуловимо меняясь. Волнистая грива потемнела, опала, углы глаз и рта скользнули вниз, как у маски Пьеро, сломались домиком брови, а кожа на висках истончилась в лепесток и запульсировала жилками.
Жалкая, потерянная. Не бывает таких оборотней. Все шло как-то не так. Его такому не учили, и вообще, он ловчий, его дело – защита порядка, а не дрессировка запуганных зверьков.
В незапамятные времена, когда Орден создавался, ловчие сражались с настоящей нечистью, но эти битвы давно отгремели. Все исчадия ада давным-давно истреблены или изгнаны, поросли травой забвения и последующие века приграничных конфликтов, когда в Лучший из миров еще нет-нет, но пробирались иногда демоны Мира Тьмы. С тех пор порядку и равновесию угрожали лишь собственные отщепенцы, тоскующие по могуществу повелителей далекого прошлого. Такие в мире всеобщей, пусть и обузданной, магии не переводились никогда, вот и переворачивались страницы пудовых фолиантов, шли в ход выисканные древние заклятия, кропотливо восстанавливались давно забытые запретные техники. И когда свежевылупившийся сверхмаг выходил в мир, поигрывая обретенным могуществом, ловчие брали след.
