Восемнадцатого, еще до сумерек, отмахиваясь от назойливых москитов, забивавших глаза и рот, он миновал заросли бамбука в фасадной части сада храма Рюгэдзи и неторопливо вошел в комнату Нобу, поинтересовавшись, на месте ли тот.
«Меня считают шалопаем, верно, так оно и есть, только знать такое - радости мало; слушай, Нобу, в том году малыш из шайки Сётаро начал с того, что схлестнулся с моим младшим братом, размахавшись этим праздничным фонарем на шесте, и зачем было ломать ребенку его фонарик? потом он и его дружки кинулись врассыпную, это говорил один парень с боковой улицы, который видел это; и тот дюжий пацан из лавки рисовых колобков по кличке "Осел" - все из себя взрослого корчит! - принялся меня поносить, мол, задаешся, мол, что у него папаша - старшина, а сам-то - хвост на заднице, поросячий хвост; а я в процессии шествовал к божеству Сэндзоку, когда услыхал такое, вслух пообещал тотчас поквитаться с обидчиком, но старшина донес отцу, и вечером мне эта стычка еще и слезами отлилась. А за год до того - помнишь? - ребята из первого квартала устраивали в писчебумажной лавке смешное представление кёгэн11 - "Тябан" или еще какой, я заглянул посмотреть, так они меня нахально высмеивать стали, в смысле, разве у вас на задворках своих развлечений не хватает, ничего не можете придумать; зато к Сётаро они относились как к важной шишке, я это накрепко запомнил; мне плевать, что он деньгами набит, - папаша-то его бывшим гейшам в рост дает, обирает их; всем будет лучше, если я ему крепко начищу морду, в этом году на празднике заставлю его ответить за мое прошлогоднее унижение, чего бы мне это ни стоило, оттянусь всласть; знаю, Нобу, все такое тебе не по душе, но прошу, будь другом, поддержи меня, нужно ведь смыть позор с нашей компании, с наших задворков; давай вместе схватимся с Сётаро, больно уж он зазнался - даже пением кичится, мол, наши песни самые подлинные; когда меня обзывают "увальнем из муниципальной", не думай, они и тебя задевают, ты ведь мой однокашник, только помоложе; вот бы взялся помочь, понес бы на праздник главную гирлянду фонарей на шесте; поверь, я прямо до сердца уязвлен, проиграем на этот раз - мне конец», - он и вправду чувствовал глубокую обиду, его широкие плечи подрагивали: «Но я вовсе не силач». - «Неважно!» - «Мне не сладить с тяжеленной гирляндой на шесте». - «Просто держи ее, раскачивать не надо». - «Но и со мной можно проиграть...» - «Можно. Только ты выбрось это из головы, не думай о проигрыше. Просто будь со мной, и я смогу гордиться, что ты - в команде боковых улиц, настрой совсем другой появится; я-то не больно умом быстр, а ты у нас ученый хоть куда, если те примутся меня замысловато по-китайски дразнить, сможешь им тем же ответить; честно, я так рад, что ты согласен, у нас словно тысяча народа прибыла; спасибо, Нобу!» - произнес он с непривычной лаской в голосе.
