«По старому-то счету нынче - тринадцатая ночь, мы люди старомодные, вот я и налепила колобков данго к празднику любования луной, чтобы было чем одарить ее, досточтимую, помню, тебе они по вкусу, собиралась послать тебе с Иносукэ, но ты же знаешь, ему ни до кого нет дела, данго, говорит, полная ерунда и тащить их никуда не намерен, а я-то в пятнадцатую ночь тебе ничего не послала, понимаю, на одну только ночь дарить не принято, думала-думала, как бы исхитриться тебя колобками накормить, а ты вдруг сама пожаловала, словно бы во сне, у меня прямо сердце зашлось; дома у вас полно всякой вкуснятины, но в родном доме у всего вкус особый, не позабыла еще матушкину стряпню? пусть сегодня прежние времена вернутся - отведай пирожков с фасолью и каштанами, не церемонься; мы с отцом часто о тебе говорим, вот, мол, как высоко взлетела, в людских глазах ты - достопочтенная супруга, прочное положение - хоть куда, вращаешься в обществе, с именитыми господами знаешься; и то сказать: носить имя Харада ох как хлопотно, с одними служанками да гостями забот не оберешься; высокое положение обязывает, а тебе еще и следить приходится, чтобы никто косого взгляда не кинул, чтобы не смели пренебрегать дочерью бедных родителей; мы с отцом без устали твердим: держись, доченька, с оглядкой, промахов не допускай; так хочется видеть вас почаще - и тебя, и внука, но нельзя назойливость проявлять, мы же понимаем, проходим, случается, мимо твоих ворот - в невидных хлопковых кимоно с жалкими этими европейскими зонтиками, глядим во все глаза на бамбуковые занавеси на втором этаже и гадаем, что там наша Осэки поделывает; насмотримся и уходим восвояси; будь мы побогаче, ты бы чувствовала себя уверенней, могли бы иной раз дух перевести, да что об этом толковать; а так даже пирожков данго не решаюсь тебе в праздник любования луной послать: как бы ты не застыдилась нашей домашней коробки», - матушка так и светилась счастьем, вовсе нечастыми были дочкины визиты к родителям; «Я, верно, дурная дочь», - подумала она, с грустью внимая материнским жалобам; потом сказала: «Когда в мягком платье из дорогого шелка усаживаюсь в коляску к собственному рикше, зрелище, конечно, впечатляющее, да толку чуть, одна видимость - отцу и матери ничем помочь не могу; вот служила бы, как прежде, и жила поблизости от вас - все лучше было». - «Глупости говоришь, и думать о подобном забудь! Виданное ли дело, чтобы замужняя дама старикам-родителям помогала! Жила в отчем доме - была нашей дочерью Сайто, вышла замуж - стала супругой Харады; теперь знай пекись о его душевном покое да за хозяйством приглядывай, и будет полный порядок; дело это тяжкое, нелегкая доля, но ты превозможешь; женщины часто жалуются, мне их глупости не понять, твердят, что не в силах какие-то жалкие пирожки настряпать, целый день злобятся; а ты на мать погляди: она от души готовила, съешь, сколько влезет, утешь ее, бедную, ведь правда вкусно», - шутливо уговаривал отец; «Очень вкусно, благодарю, спасибо - и с фасолью вкусно, и с каштанами», - повторяла она в ответ, снова упуская возможность поговорить о своем деле.
