Она, напевая, снова вытерла мне лицо:
О горы, горы Идзу,
Солнце скрылось за горой...
- Чье это?
- Оки Харюо.
- Глупая песня.
Я перешел в ванную и, ополоснувшись, лег ничком на лавку для массажа. Девушка посыпала белой пудрой сначала мою шею, потом плечи, потом спину.
- Ну рассказывай!
- Что?
- Как что? Забыла? Рассказывай, чем ты здесь занимаешься с мужчинами?
Я погладил ее по плечу.
- Они так начинают?
- Не надо.
- Вот-вот. А ты именно так им отвечаешь.
- Перестаньте, а то я закричу.
- Это ты тоже говоришь каждому.
Мои пальцы скользнули к ее шее и схватили цепочку.
- Что здесь? Медальон с фотографией любовника?
Я дернул цепочку и от неожиданности разинул рот.
На цепочке был не медальон, а маленький почерневший крестик. Знакомый крестик...
Ночь... Сибуя... Мицу плетется за мной, как собачонка. Я вне себя от злости... На вокзальной площади, как пугало на ветру, дрожит старикашка в форме Армии спасения с ящиком для пожертвований в руках. Чтобы угодить мне, Мицу покупает три дешевых крестика. Один она дарит мне. Я его бросаю в канаву, в мусор, в блевотину...
И вот на груди этой девицы, которой касались руки многих мужчин, висит такой же крестик.
- Где ты взяла его? - крикнул я.
- Зачем вы кричите? Я не глухая.
- Я тебя спрашиваю, где ты купила этот крестик?
- Мне его подарили.
- Кто?
- Подруга. Она здесь работала.
- Как ее зовут?
- Мицу. Вы ее знаете?
- Гм... Морита Мицу?
- Вы Ёсиока-сан?
Она перестала массировать и уставилась на меня. С нее мигом слетели и кокетливость и жеманство.
- Да? Мицу много говорила о вас. Все время говорила о вас...
В соседней кабине слышался женский смех, шум воды, бормотание мужчины.
- Она и сейчас здесь?
- Нет, полгода назад ее уволили. Мы работали с ней в одну смену.
- И куда же она уехала, эта... дубина?
- Не знаю. Она послала мне открытку из Кавадзаки, но своего адреса не дала. И в этой открытке она писала о вас.
- Пошла она к черту. Между нами все кончено.
- Не мое это дело, но Мицу вас любила. Она бредила вами.
- На здоровье, а я тут при чем?
- Ее и уволили отсюда за то, что она не подпускала к себе мужчин. Она только о вас и думала. И этот крестик она дала мне в надежде, что вы когда-нибудь забредете сюда и увидите его.
Но зря эта девица старалась меня разжалобить. Чем больше она расписывала мне любовь Мицу, тем больше я злился. Особенно оскорбительным казалось мне то, что Мицу еще надеялась снова сблизиться со мной. Я не питал к ней никаких чувств и если вспоминал ее иногда, то примерно так, как в пасмурный день вспоминают горы, которые сейчас скрыты за пеленой дождя.
