— Да при них, мне кажется, вообще никто не выживает! — перетряхивая все свои познания по данному вопросу, удивилась я. — Как же так получилось?
— Дело в том, — отозвался второй, — что в данном случае имела место не авиакатастрофа в прямом смысле этого слова, а только факт нескольких поломок, благодаря которым посадка произошла очень неудачно, но все-таки произошла. При этом дополнительных, механических взрывов было всего два, оба очень локальные, а начавшийся в трех местах пожар потушили уже через двенадцать минут после посадки.
— Подождите, — попросила я, — так что же там все-таки случилось?
— Сейчас над этим работают эксперты, — ответил Ефремович, пожимая плечами. — Скорее всего бомба, террористический акт очередной…
— Как вы можете! — почти прошипела женщина-врач. — Очередной!..
Пожилой коллега также посмотрел на Горбатенко с укоризной.
— Понимаете, — принялся объяснять он, — сейчас вскрыли «черный ящик» и часа через два составят первичную схему. То есть первую гипотезу, основную. Но я был на месте происшествия, в общем-то, все и так ясно.
— Ну?
— Один из летчиков пришел в сознание и рассказал комиссии о том, что стюардесса обнаружила бомбу с часовым механизмом и они успели обезвредить ее. То есть они отключили основную взрывчатую массу от взрывателя и спрятали ее в сейф. Но взрыватель все равно сработал, там был, наверное, тротил или другая взрывчатка, это неважно; важно, что взрыв был довольно серьезный, и те, кто находился рядом, погибли. Вспомните, пожалуйста, лейтенант, что вы слышали, видели и чувствовали в процессе падения?
— Я спала и проснулась, наверное, от взрыва, — ответила я, до сих пор не совсем придя в себя от пережитого ужаса и сознания того, что едва-едва, каким-то невероятным чудом осталась жива и, главное, цела!
— Вспомните, пожалуйста, — настаивал пожилой. — Сразу же после взрыва что было?
— Такое чувство, что заложило уши. Наверное, он был очень громкий, и я оглохла на некоторое время… — Я остановилась, увидев, что он отрицательно качает головой. — А что тогда?
— Разгерметизация и перепад давления. — Они с Горбатенко переглянулись.
— А дальше? — спросил пожилой.
Я вкратце рассказала им все, что помнила, в том числе и про внезапное отключение сознания в самом конце — при ударе.
— Это нервный срыв на фоне нарастающего давления, — объяснял врач, заботливо поднося к моим губам стакан горьковатого травяного напитка.
— Пустырник, валерианка, — определила я. — То есть от этого взрыва, — уточнила, допив поистине целебную смесь, успокаивающую нервы, проясняющую голову и даже слегка приглушающую боль, — и произошла разгерметизация, потом пожары и два, как вы сказали, мелких локальных взрыва внутри самолета?
