Гарик имел завидный аппетит, судя по тому, как тщательно были уничтожены яства, приготовленные Кэт.
Оглядев содержимое холодильника, я протянула:
— У-у-у…
Как бы в унисон моему мычанию прозвучал заунывный звонок в дверь. Он, казалось, «голосил» как-то иначе, чем всегда, как будто его оторвали от ночного сна.
— Кого это принесло так поздно? — недовольно пробурчала я.
На цыпочках подкравшись к двери, я осторожно посмотрела в глазок. Свет в прихожей не горел, поэтому мое приближение к нему вряд ли кто-то мог заметить. Вообще, я не имею привычки знакомиться с гостем посредством глазка, но сейчас такая конспирация нужна была потому, что я предположила факт навязчивого продолжения ухаживаний Гарика.
За дверью, судя по длине волос и силуэту одежды, стояла женщина. В подъезде, конечно, царила темнота, но нос Гарика даже в ней весьма сложно было перепутать с чьим-то другим, а Папазян мне сейчас казался самым нежелательным гостем. Я бесстрашно открыла дверь и обнаружила за ней Курбанову.
— Добрый вечер, Таня.
— Вы хотели сказать: «Добрая ночь, Таня»? — съязвила я, возмущаясь столь поздним визитом клиентки; в конце концов, я имела право на нормальный сон.
Успокоив себя тем, что я все равно бодрствовала, я стала более мягко разговаривать с Екатериной, тем более появилась веская причина для этого.
— Вот, это вам, — она стала вынимать из пакета свертки с чем-то вкусным — судя по запаху, распространяющемуся по кухне.
Я жадно смотрела на них.
— Я названиваю вам весь вечер. Переживаю — что и как. Потом подумала, что вы занимаетесь рассле…
— Правильно подумала, — перебила я ее, жуя кусок копченой курицы, — дальше что?
— Решила, что раз вас так долго нет, значит, вы проголо…
— Правильно решила, — вновь перебила я, — дальше что?
— Дальше — ваша очередь. Рассказывайте, что нового. Я не могу сидеть в безвестности.
Я подумала, не стоит так резко разговаривать с клиенткой, она все-таки деньги платит, и стала, периодически сглатывая прожеванную пищу, рассказывать о событиях минувшего дня. Катерина становилась все мрачнее и мрачнее, так как теперь ей было ясно, что лагерь действительно Сурковой уже не принадлежит. Это для нее означало прежде всего необходимость поисков нового места жительства в Тарасове, поскольку домой, в Самару, уехать она не могла, так как нужно было дожидаться результатов расследования по факту исчезновения матери, да и, насколько я понимаю, без ведома мужа она не смела покинуть город, а ее Алик пока никаких вестей о себе не давал.
