Он был не просто мертв. Он был ужасен! В детективах любят описывать трупы задушенных людей: синее лицо, вывалившийся язык… и все такое прочее. Но уверяю вас: реальная картина во много раз красочнее! Настолько, что даже в нашем «великом и могучем» вряд ли найдутся достаточно сильные слова для описания этого кошмара… Я в таких делах не новичок, но в тот момент была просто уверена, что отныне через мое горло ничто не сможет попасть внутрь меня — только в обратном направлении!
Пфайферман сидел в кресле, вцепившись скрюченными пальцами в мягкие подлокотники, уронив голову на грудь и набок. На нем была белая легкая рубашка с короткими рукавами, светлые летние брюки и домашние шлепанцы. Ожидая незнакомую женщину, то есть меня, бедняга даже повязал галстук — бежевый с золотистой «искоркой»… Надо ли говорить, что именно он и захлестнул шею жертвы смертельной петлей? Удавка врезалась так глубоко, что я даже не сразу заметила ее. Верхняя пуговица рубашки была выдрана «с мясом» и валялась на ковре рядом с трупом.
На низком журнальном столике перед убитым стояла бутылка «Наполеона», опустошенная примерно на треть, и единственная рюмка с остатками янтарной жидкости. Наверное, Семен Яковлевич решил подкрепиться перед трудным разговором. Это с больным-то сердцем! Но «разговор» оказался труднее, чем он мог предполагать…
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я окончательно вспомнила, что я не выпускница института благородных девиц, а частный детектив с лицензией. И следовательно, должна относиться к возможным встречам с трупами как к неизбежным издержкам профессии. Надеюсь, что я уложилась в две-три секунды, как и положено детективу.
Убеждаться в том, что хозяин квартиры действительно скончался, мне не требовалось: это было слишком очевидно. Я только удостоверилась, что это произошло недавно — тело было совсем еще теплым… Внезапно я поняла, что вот уже несколько мгновений стоит тишина: музыка больше не звучала. Музыка!!! Я тут же обнаружила ее источник: в нише какого-то изысканного модуля из мореного дуба стоял музыкальный центр «Сони». Ну, так и есть: кассета Синатры только что закончилась. Значит…
Это могло означать только одно: не более получаса назад в этой комнате был живой человек, который и поставил эту кассету. Либо сам Пфайферман, либо его убийца. Я быстро взглянула на свои часы. Восемь сорок восемь, и тринадцать минут назад я уже стояла перед дверью. Боже мой!
Не буду описывать чувства, с которыми я кралась по темным коридорам, заглядывала в шкафы и под кровати, распахивала двери ванной, кухни, кладовки… Каждую секунду я ожидала, что на меня прыгнет Галантерейщик со своим любимым «товаром»! А ведь порядочный детектив — да просто нормальный человек! — в первую очередь должен был бы убедиться, что убийца не находится где-нибудь в квартире! Ай-ай-ай… Что-то я с этим «делом о пропавшем мальчике» совсем перестала быть похожа на себя!
