Он хотел повернуться, показать место, но только шевельнул рукой да закрыл глаза. Помолчал и потом снова заговорил уже глуше:
— Наш это дом, вместе с нами пусть и стоит… Потому как и меня тут положат…
— Знамо положат, так не оштавят, — зачастила бабка Василиса. — К шамому времечку приспел. А то бы на главной усадьбе хоронили… Вон уже последние срубы разбирают. Ой-ей-ей-ее! Гошподи, за что наказываешь. Покидаем родные места-местечки-и-и. Ой-ей-ей-ей! — Она внезапно оборвала свои причитания, провела ладонью по лицу и добавила: — А дом все ж таки перевозить надо. Может, Ивану Григорьевичу, а может, кому ишшо послужит…
— Нет, пущщай тут стоит. — Лицо деда Григория стало подергиваться. Ему трудно было говорить… — Зови пред… председателя. Волю свою… сам ему… — И видя угасающим взором, как бабка Василиса мышкой скользнула к двери, добавил: — Мясо кобелю… там… мне без надобности…
Бабка Василиса завернула на кухню к холодильнику. С трудом отодрала кусок мяса из морозилки и вышла на крыльцо.
Здоровенный черный кобель по кличке Черт с белой грудью и белым кончиком лихо закрученного хвоста вскочил со ступеньки и, пригнув голову, строго посмотрел на бабку. Та отбросила в сторону мясо:
— На, жри… Этот, как тебя… Прошти ты меня, Гошподи… Назвали ж… — и пошла со двора.
Черт не бросился за мясом, а, проводив старуху взглядом, повернулся к двери. Лапой скребанул по ней, сунул морду в образовавшуюся щель, потом протиснулся сам. Раньше никогда он себе этого не позволял, но сейчас его тревожило долгое отсутствие хозяина. Поэтому, неслышно ступая, Черт прошел сенцы, таким же манером открыл дверь на кухню. Не услыхав строгого окрика, заглянул в комнату. Хозяин лежал на кровати с закрытыми глазами. Но Черт знал, что и с закрытыми глазами хозяин видит все, и наказание может последовать незамедлительно, потому и прижал уши.
Шло время, хозяин не шевелился. Черт двинулся к кровати и вновь остановился. Тихонько заскулил, чтобы обратить на себя внимание, но лицо хозяина было бледным и ничего не выражало. Тогда Черт ткнулся ему в руку носом и, чего никогда не было, лизнул ее.
Хозяин очень медленно приоткрыл глаза, шепнул:
— Черт… — и вздрогнул всем телом.
Пес рывком поднял передние лапы на кровать и стал торопливо лизать хозяину лицо, шею… Потом взвыл и бросился вон из комнаты.
2
Похоронная процессия растянулась от дома покойного до самого кладбища. Слез было много, и слезы искренние. Особо старались старухи, потому как понимали, что с центральной усадьбы за двенадцать километров пешком не находишься. Когда еще выдастся случай побывать на этом кладбище, проведать родные могилки.
