Я прилегла на диванчик, и разбудил меня только голос охранника, который пришел сообщить Григорьеву, что банк закрывается.
Я зевнула и поднялась:
– Что, Александр Владимирович, рабочий день закончен? Домой пора?
– Ч-черт, – выдавил Григорьев и откинулся на спинку своего кресла, – не успеваю я никак.
– Так скажите, что вы еще останетесь в кабинете, – наивно предложила я.
– Чего? – изумился Григорьев. – Это же банк. Хоть я и почти полный владелец этого заведения, но правила соблюдать должен.
– Пример другим подавать?
– Н-ну… да.
Григорьев застегнул рукава рубашки и надел пиджак. Он собрал в папку бумаги и, поднявшись с кресла, задумчиво постучал папкой о стол:
– Видимо, придется мне опять бумаги с собой брать. Домой, – он посмотрел на меня.
– Возьмите, – пожала я плечами, – только я папку понесу. Пусть будет в моих руках, так безопаснее, уж вы мне поверьте.
– Хорошо, – согласился Александр Владимирович и вручил мне папку, – только… это самое… – предупредил он.
– Не волнуйтесь, – успокоила его я, – это моя работа, как говорится.
Мы покинули кабинет, прошли по опустевшему коридору, спустились на первый этаж. Внизу, прямо перед выходом, на проходной стоял Валерий Петрович Задовский. Общался с охранником. Что-то ему по-отечески внушал.
Увидев нас, Задовский повернулся к нам и улыбнулся сердечно:
– Последний уходите, Александр Владимирович, – четко выговорил он и посмотрел на часы, – половина десятого, для руководителя это… очень хорошо, – они обменялись с Григорьевым рукопожатием – прощались до завтра.
– А-а! – обратил внимание Задовский на то, что папка находилась в руках у меня, а не у Александра Владимировича. – Телохранитель на работе? – и к Григорьеву: – Доверяете, Александр Владимирович?
– Доверяю, – согласился Григорьев, – до свидания, Валерий Петрович.
Мы вышли из банка и проследовали к черному «Шевроле», за рулем которого дремал здоровенный детина в красной кожаной кепке.
– Здрасьте, Сан Димыч, – безразлично промямлил детина. Потом заметил меня, не удивился и тоже поздоровался: – Привет.
– Это Дрям, – представил его Григорьев, садясь в машину.
– Как? – не поняла я.
– Дрям, – повторил Григорьев, – фамилия у него Дрямов, вот и прозвали так – Дрям. А вообще-то его Димой зовут, – добавил он.
Дрям-Дима молча завел машину, и мы тронулись. Александр Владимирович все время, пока мы ехали до его дома, посматривал на папку в моих руках.
